[mylifeMUSIKmylove]

Автор: e-Dark
Название: Осенний человек
Дисклеймер: персонажи принадлежат тем, кому принадлежат.
Предупреждение: слэш, и вообще фанф грустный.
Рейтинг: PG
Пейринг: Хитчер / Говард Мун
Жанр: осенний gothic-doom
От автора: саундтреком к процессу написания была выбрана группа Diary of Dreams, ибо осень.

***
На мокрой лондонской улице в сгущающихся осенних сумерках стоял немолодой уже человек, прячась от моросящего дождя под козырьком витрины. Он стоял и задумчиво играл на трубе; и если бы вы шли с дальнего конца улицы, то сначала услышали бы мелодию трубы из тумана, потом она постепенно становилась бы громче, и вдруг впереди, в одном из светлых фонарных пятен появилось бы тёмное пятно – силуэт трубача. Одет он был в короткое коричневое пальто с залатанными локтями, вельветовые брюки и фетровую шляпу с небольшими помятыми полями.
Хитчер ходил мимо него каждый вечер, вальяжным и хищным шагом проходя вдоль по улице в поисках новой жертвы для своих угрей. Каждый вечер доносящаяся из тумана мелодия неожиданно больно ранила его сердце, и даже дома продолжала разноситься эхом в ушах, всю ночь, до самого раннего утра, когда он забывался беспокойным сном, свернувшись калачиком на смятых зелёных простынях.
Хитчера пугала та сила, с которой звуки трубы бередили его злобную зелёную душу, до этого он никогда ничего не боялся, всегда оказываясь главным вместилищем кромешного ужаса, где бы он ни находился. Но этот странный одинокий человек, стоящий каждый вечер в одном и том же месте, как будто не было у него никакой другой жизни, кроме нескольких пасмурных часов на холодной лондонской улице, не давал Хитчеру покоя. К концу октября он понял, что слишком привык, что трубач стал ему чем-то дорог, а к середине ноября Хитчер вдруг испугался, что упускает что-то очень важное в своей жизни. Впервые за всю осень он решился подойти к человеку поближе и посмотреть на него.
В тот вечер настало полнолуние, но небо было заложено густыми непроглядными тучами, и лишь бурление крови в венах напоминало о спрятанном где-то вверху серебристом свете. Поёживаясь от вездесущей сырости, застегнув плащ на все пуговицы, Хитчер с бьющимся сердцем приближался к магазину, у которого всегда стоял человек с трубой.
И вот уже завиднелся силуэт, и вот очертания стали чётче, и вот даже стали видны крошечные круглые капельки воды, осевшие на плечах у музыканта. Не решаясь подойти слишком близко, Хитчер замер футах в семи от человека, и заворожённо слушал с закрытыми глазами извилистую импровизацию, отпустив своё сознание в свободный полёт, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, осознавая лишь лёгкость в спине и капли дождя на поднятом к небу лице. Виделись ему странные картины, нарисованные туманом по туману; мерещились ему лица старых друзей и знакомых, пристально смотрящие на него из глубины; казалось, будто бы в этот момент ничего не имело значения, кроме чего-то одного, самого важного, но постоянно ускользавшего из кончиков пальцев.
Когда Хитчер очнулся от транса и изумлённо огляделся по сторонам, улица была совершенно пуста, и не было никаких звуков, кроме журчащей в водосточных трубах воды. Светало. В шляпе недовольно ворочались угри, не получившие этой ночью никакой еды. Где-то вдалеке каркнула заспанная ворона, разгоняя оставшиеся рваные клочья ночного тумана. Громко чихнув, Хитчер побрёл домой.
Спать не хотелось. Сварив себе полгаллона глинтвейна и закутавшись в зелёный плед, он забрался с ногами на кровать и, глядя в окно, попытался вспомнить внешность человека с трубой. Но милый сердцу образ ускользал из его памяти, будто сохранив вокруг себя спасительное покрывало белёсой сырости, повисшей в воздухе. Так он и сидел в обнимку с горячей кастрюлей, глядя в окно на падающие рыжие листья и слушая своё сердцебиение.
Когда стемнело, Хитчер снова вышел на охоту. Он не собирался вновь появляться на той улице, но ноги сами несли его туда, как бы он с собой ни сражался, и под утро он всё же снова оказался под козырьком той витрины, но там, естественно, уже никого не было.
На следующий вечер он вышел из дома пораньше. И снова, дойдя до музыканта, он впал в транс и с замиранием сердца очнулся только под утро. Так было и на третью ночь. Вскоре это молчаливое присутствие стало походить на образ жизни: Хитчер выходил из дома в восемь, за два часа делал все дела, и потом остаток ночи стоял рядом с человеком, не в силах подойти к тому и попытаться заговорить. И каждую ночь ему казалось, что он стал ещё на один шаг ближе к своей священной ускользающей истине.
Через неделю трубач заговорил с ним сам, неожиданно оборвав мелодию.
- Сэр, вы стоите здесь уже неделю. Неужели вам в самом деле нравится моя музыка?
- Простите, сэр. Она пробуждает во мне что-то... очень странное, - Хитчер смущённо снял шляпу и поклонился. Он вывалился из транса слишком резко, все его чувства вдруг обострились, он чувствовал запах тумана и мокрой мостовой, слышал топоток бегающих по подземельям крыс, воспринимал каждую каплю дождя на лице как пощёчину.
Человек вышел из тени под свет фонаря и Хитчер наконец смог разглядеть его лицо. Был он немолод, носил усы и недельную щетину, а из-под шляпы смотрели небольшие, но очень внимательные глаза.
- Позвольте представиться, Говард Мун. - трубач протянул Хитчеру руку. Тот засмущался ещё сильнее и робко пожал её, поражаясь своему прерывистому дыханию.
- Зовите меня Хитчер. А лучше не зовите вообще никак.
- Интересное имя. Оно семейное? - поинтересовался Говард, вытирая рукавом мокрую от дождя трубу.
- Я... я не помню своих родителей. Я не знаю. Я вырос на улице, так что скорее это уличное имя. Да. - Хитчер разглядывал лицо собеседника, постепенно начиная осознавать суть своих ощущений. Он чувствовал, что вот оно, где-то рядом, вожделенная разгадка смысла бытия. Может быть даже где-то в этих великолепных усах...
- Вы не возражаете, я продолжу? Мне нужно играть, простите. - Говард Мун снова ушёл в тень, приложил трубу к губам и заиграл, и Хитчер впал обратно в транс, так и не успев ничего ответить, и так и не успев ухватить за хвост свои чувства.
Он приходил ещё несколько дней, иногда они с Муном говорили о поэзии, иногда о музыке и о её влиянии на окружающий мир, но каждый раз беседа длилась не дольше пяти минут, а потом Говард снова уходил в тень и продолжал свою затейливую игру. И с каждым днём Хитчер всё сильнее понимал, всё отчётливее вставал перед ним тот простой и ужасающий факт, что впервые в жизни с ним произошло невероятное. В его зловещей чёрно-зелёной душе появился свет.
В последний день ноября Хитчер надел парадный костюм и пришёл к Говарду с букетом хризантем. Когда музыка прекратилась, и настало время для их обычной короткой беседы, он положил букет к ногам Муна и, стоя на коленях, спросил:
- Пожалуйста, могу ли я проводить тебя сегодня? Позволь мне очнуться до того, как ты уйдёшь, мне каждый раз так больно, когда ты бесследно исчезаешь...
- Боюсь, дорогой друг, что это невозможно. - Говард ласково улыбнулся, поднял с земли букет и прижал к груди. Затем он подал Хитчеру руку, чтобы помочь ему встать. Хитчер посмотрел на него широко распахнутыми глазами.
- Но почему? Почему?? Ведь я люблю тебя!
- Прости меня, дитя ночи, что похитил твоё злое сердце. Видит небо, я не хотел этого делать. Я именно потому выбрал самую безлюдную улицу для своей игры, дабы не смущать ничьих умов. Пойми, я – человек осени, можно сказать даже, что я сам – осень, мы не существуем друг без друга, и я играю эту музыку, пока длится осень, играю для неё, и пока я играю, она дарит мне мою жизнь. Завтра уже декабрь, и я исчезну, и сам не знаю, где появлюсь через девять месяцев. Прости.
- Я дождусь тебя. Обещаю, дождусь. Я найду тебя, где бы ты ни появился, - Хитчер ощущал пустоту в душе, но в то же время был исполнен нечеловеческой решимости сдержать своё обещание. Он осмелился положить руки Говарду на плечи и смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Изо рта обрывками вырывался пар, а лужицы на мостовой уже начинали потрескивать, покрываясь корочкой льда. Мун улыбнулся и нежно, ласково, но очень коротко поцеловал своего нечаянного возлюбленного в губы. По зелёной щеке Хитчера скатилась быстро замерзшая на ветру слеза.
- Найди меня, - сказал ему Говард, отстранился, и снова заиграл на трубе.
А наутро настала зима. Хитчер ходил на ту улицу каждый день, но там никого не было. Каждую ночь он садился у стены и сидел, глядя в холодное небо. Он ходил туда весь декабрь и даже в сочельник можно было увидеть занесённый снегом силуэт с букетом хризантем в руках. Под новый год он заболел и провалялся в горячке весь январь, вынужденно отпустив угрей охотиться самостоятельно, и иногда отправляя кого-то из них в ближайшую аптеку с рецептом врача в зубах. А в феврале, впервые выйдя в этом году на улицу, Хитчер понял, что уже не хочет приходить на то место. Сердце его снова зачерствело, и он пустился в странствия, каждую ночь выходя на охоту, сея ужас и панику среди мирных жителей, наслаждаясь криками, злобно хохоча на глупую полную луну.
Но однажды, проходя вальяжным хищным шагом по маленькой улочке какого-то тихого городка, Хитчер почувствовал, как сердце в груди забилось горячо и сильно, и дыхание оборвалось, и сдавленный всхлип вырвался из груди. По улице стелился туман, а вдали, из тумана, доносились неспешные переливы трубы. Как сомнамбула пошёл Хитчер на этот звук, не в силах ему сопротивляться. На углу улицы под фонарём стоял Говард с приколотой к вороту пальто засохшей хризантемой.
В Англию вернулась осень.