[mylifeMUSIKmylove]

Название: Яд
Фандом: "Моцарт. Рок-опера"
Автор: Фееслеш
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Сальери/Моцарт
Жанр: Ангст, драма
Размер: мини, 1718 слов
Дисклеймер: персонажи мне не принадлежат, а я им принадлежу
Статус: завершён
Описание: Боль и музыка
Предупреждение: юст, смерть персонажа

- Моцарт!
Сальери снова валялся в бреду. Уже давно он мучился от незнакомой ему болезни, но никак не мог заставить себя пойти к врачу, боясь быть запертым в доме для умалишённых. После рассвета становилось легче, он мог творить, посещать встречи, или просто прогуливаться, проветривая мысли. Пока вновь не появлялась эта музыка.
Эта музыка. Лёгкая трель в верхнем регистре вылетает будто из самих пальцев, минуя фортепиано. Звуки накладываются друг на друга, переплетаются в божественной гармонии, обволакивают душу и не дают ни малейшего шанса выбраться. Сальери закрывает глаза, боясь сделать вдох не в ритм, замирает, и в тот же миг видит перед собой нотный стан, с каждой секундой наполняющийся новыми символами идеальной мелодии. Он знает, что никогда не забудет ни единой ноты. Что этой ночью будет просыпаться от той же невесомой трели, снова будет видеть перед собой ту же партитуру, а если он сейчас откроет глаза, то ночью снова будет звать Моцарта, срывая горло.

Сальери открывает глаза.

Когда Моцарт играет на фортепиано, его взгляд почти всегда одинаковый: с хитрым прищуром и слегка наглый. А ещё выжидающий. Раньше он ждал восторженных реплик, теперь же ему достаточно того, чтобы Сальери просто открыл глаза.

- Моцарт!
Сальери открыл глаза и вцепился в простыню, срывая голосовые связки. Он был прав, этой ночью приступ начался с той самой мелодии в голове.
- Идеальна, идеальна, идеальна!
Сальери перевернулся на другой бок и сжался, вцепившись зубами в собственную руку. Моцарт, Моцарт, Моцарт… Фамилия рождала образы, музыкальные и зрительные, одни поражали голову, другие тело. Звуки музыки превращались в звуки голоса, а из-за линеек нотного стана вдруг возникал насмешливый взгляд, и тогда становилось невыносимо душно. Сальери перевернулся на живот и уткнулся горящим лбом в подушку.
- Моцарт!
Звук получался приглушённым, но в голове у Сальери он раздавался многоголосым эхом, удивительно гармонирующим с не затихающей музыкой.
- Хватит.
Сальери бездумно водил руками по телу, стараясь хоть как-то отвлечься от непристойного жара воспоминаний, перемешанных с чудовищными фантазиями. Одеяло душит, ночная рубашка душит, на вдохе воздух замирает где-то в горле, на выдохе получаются только нечленораздельные стоны. Сальери умирает и оживает утром.

В этот раз мелодия звучит возвышенно, величественно и, конечно, снова гениально. По счастливому совпадению, людей вокруг не так уж много, так что Сальери осмеливается вымолвить вслух несколько сухих слов одобрения, а Моцарт лёгкой усмешкой даёт понять, что ни на секунду не поверил напускному хладнокровию. Он предлагает сыграть ещё раз и, не дождавшись ответа, играет, не сводя глаз с Сальери, как будто зная, во что это превратится ночью.

В этот раз ночное пробуждение начинается с торжественных аккордов. Сальери в беспамятстве хватает Моцарта за руку, но видение тут же испаряется, оставляя в памяти тонкие неухоженные пальцы и странные желания. Хотелось закатать рукава и убедиться, что изящные кисти действительно принадлежат Моцарту, а не летают над клавишами отдельно от хозяина, как это часто казалось при особенно виртуозной игре. Хотелось прикоснуться губами к подушечкам пальцев, а после не терзать себя угрызениями совести за одни только мысли об этом. Но, увы, гениальность не передаётся через поцелуи, зато через них точно передаётся ненависть к себе, ещё более мучительная, чем Сальери испытывает сейчас. Он мысленно проводит руками по шее Моцарта, не зная, ласкать или душить, и чувствует, как пальцы смыкаются на его собственном горле и сдавливают из последних сил. О том, что не хватает воздуха, мыслей нет, Сальери и так в последнее время чувствует это постоянно, но на пике боли в голове вновь возникли торжественные аккорды, и ему пришлось в очередной раз принять поражение. Освободив шею от собственной хватки, он уткнулся лицом в подушку и затрясся в совершенно сухих, бесслёзных рыданиях.

Моцарт танцует. Моцарт отвешивает странный комплимент незнакомой даме. Моцарт делает один нелепый реверанс за другим. Моцарт раздаёт налево и направо воздушные поцелуи, а иногда и не воздушные. Моцарт веселится. Моцарт широко улыбается и хитро щурится. Моцарт не сочиняет музыку, она сама возникает в его голове, пока он крутится волчком и глупо смеётся. Моцарт садится за фортепиано и играет.
Сальери страдает. Сальери страдает. Сальери страдает и страдает. И снова страдает.
А потом слушает. Моцарт сидит за фортепиано и играет, а Сальери слушает.
Где-то шуршат юбки, откуда-то слышен глубокий грудной смех, кто-то аплодирует, что-то падает на пол с характерным звоном. А души двух композиторов заполняются горькими, тревожащими сердце звуками, пронизываются понятной только им болью. Бедность, потери, смерть, каждый такт на каждое слово. Моцарт ловит взгляд Сальери, и, находя в нём поддержку, продолжает играть, развивая тему, накладывая одну краску за другой. У Сальери щемит в горле, хочется убежать, чтобы больше никогда не терзать душу, но он понимает, что не пошевелится, пока не услышит последнюю ноту. Не слышит. Моцарт неожиданно прерывает игру, чтобы залиться отвратительно визгливым, неестественным смехом и поцеловать руку стоящей рядом девушки.
Лицемер.

Моцарт всё время смеялся. Вслух или про себя, но Сальери всё равно слышал до боли знакомые режущие слух звуки, даже если Моцарт старался быть серьёзным. Он знал о Сальери всё, он управлял его мыслями и чувствами, он всегда без стеснения заглядывал ему прямо в глаза и всегда над ним смеялся. Насколько прекрасной была его музыка, настолько отвратительным был смех. А Сальери всегда молчал. Потому что знал, что его молчание всегда вознаграждается музыкой.
- Моцарт!
А за музыку приходилось расплачиваться бессонными ночами, рваными наволочками и осипшим от криков голосом. Сальери вспоминает, как губы Моцарта легко касаются руки незнакомки, и его снова бросает из жара в холодный пот. Миллиарды вариантов окончания произведения не выходят из головы, и он впервые за последнее время находит в себе силы, чтобы встать с ненавистной кровати и зажечь единственную свечу над письменным столом. Сальери переносит на бумагу свои мысли в виде нот чужого произведения, раз за разом перечёркивая и начиная с того места, на котором посмел остановиться Моцарт. Он засыпает под утро и спит желанным крепким сном без сновидений.

Весь следующий день Сальери не выходит из дома, подобно безумцу исписывая один лист за другим, не отрываясь от своей работы до самого вечера, пока не слышит стук в дверь. На пороге стоит воплощение его ночных кошмаров. Моцарт совершенно серьёзен. Он, как всегда, всё знает. Не произнеся ни слова, он подходит к письменному столу и внимательно изучает каждый исписанный, исчёрканный вдоль и поперёк лист бумаги. И ни тени насмешки. Моцарт знает, как должно закончиться его произведение, и действительно хочет найти в нотах Сальери что-то хотя бы отдалённо похожее. Но не находит, лишь слегка хмурит брови и напряжённо поджимает губы. Сальери замирает, не в силах понять, мерещится это ему или нет, боясь лишним движением спугнуть странное видение, с каждой минутой всё больше похожее на правду. Пока не понимает, что сейчас всё по-настоящему. Его безобразные круги под глазами. Ночная рубашка, которую он так и не переодел с утра. Покрытая нотами и кляксами бумага, разбросанная по всей комнате. Моцарт, который сидит за его столом и выводит пером произведение искусства. Гений, который прямо сейчас проигрывает у себя в голове самое прекрасное, что когда-либо услышит мир. Нелепый, несчастный юноша, который пришёл найти поддержку в доме заклятого врага. Измученный бессонными ночами заклятый враг, готовый перестать дышать, лишь бы случайным вдохом не помешать творить нелепому гению.
- Вольфганг.
Моцарт дописывает до заключительной тактовой черты и оборачивается к Сальери, как будто впервые услышав собственное имя. Встаёт с места и подходит, каждый шаг в ритме неслышимой мелодии. Расстояние совсем небольшое, но ощущение, будто за это время прошла целая симфония. Ritenuto – Моцарт замедляет шаг.
Пауза. Долгая. Выразительная. Бесконечная. Оба солиста не могут решиться начать свою партию. Каждый хочет прочитать что-то в глазах другого, но никто из них не знает, что именно.
Моцарт вступает первый, Сальери сразу же подхватывает. Поцелуй с Моцартом похож на тот глоток воздуха, который Сальери судорожно вдыхал после особенно удушливого пробуждения. Так близко, так тепло, так мягко и мучительно нежно. От сладкой боли не осталось и следа, с каждой секундой Сальери исцелялся. Моцарт медленно выпивал из него весь яд, что постепенно убивал на протяжении стольких ночей. Яд, который он сам влил в душу Сальери, впервые дав услышать свою музыку.
Они поменялись ролями. Теперь Моцарт в блаженстве закрывал глаза, а Сальери не мог оторвать от него взгляд. Совершенство. Искреннее и страстное, как его музыка. Сальери дрожащими пальцами ласкал запястья Моцарта и не мог выкинуть из головы, что всё происходящее между ними – это его единственный шанс выразить благодарность и… отомстить. Теперь Моцарт был в его власти, как Сальери был во власти его музыки. Теперь можно сжать пальцы на желанной шее. И снова сдаться, увидев в широко распахнутых глазах только безграничное доверие и ни капли проклятой насмешки. Ненавидя собственные руки, чуть не совершившие величайшее злодейство, Сальери в испуге попятился назад. Моцарт остался на месте, судорожно вбирая ртом воздух.
Он удивлён. Он напуган. Он ненавидит Сальери. Он слишком горд и горяч, чтобы простить. Он уйдёт, оставив своего соперника в вечном позоре.
Моцарт подходит к Сальери и крепко обнимает его, навсегда разрушив панические мысли. Кажется, плачет. Сальери гладит трясущиеся плечи Моцарта, получая в награду судорожные мокрые поцелуи в шею. Бесстыжие, пошлые прикосновения, которые раньше доставались таким же бесстыжим и пошлым девицам на балах. Прикосновения, которые Сальери не мог себе позволить даже в особенно мучительные ночи. Исполнения самых низменных желаний, которые так противоречат высокой музыке. Хриплые, приглушённые звуки, которые не смогут уложиться ни в один аккорд в мире. И ставший уже привычным дуэт из боли и наслаждения, который с этих пор больше никогда не приходил к Сальери по отдельности.

- Сальери!
Моцарт просыпается посреди ночи в сильной лихорадке. А несколькими секундами спустя, чувствует прикосновение мягких губ к руке. От этого поцелуя исходят тёплые волны яда, разливающегося по всему телу и медленно убивающего Моцарта ночь за ночью.
- Реквием. Это будет реквием.
- Что?
- Зажги свечу и пиши.
Сальери послушно выполняет просьбу, после чего сдвигает на край стола гору исписанных бумаг. Исписанных его рукой, но чужой музыкой.
Моцарт лежал в кровати в полузабытьи, но как только к нему приходило вдохновение, он звал своего преданного врага. Сальери не понаслышке знал, что тот чувствует, но ещё лучше знал, что он сам от этого излечился, а вот Моцарт уже не излечится никогда. И именно поэтому совсем недавно обретший сон Сальери выполнял любое требование лишившегося сна Моцарта. Он мог записывать ноты сутками, пока рука не начинала отниматься, а потом продолжать писать левой рукой, лишь бы не останавливать поток музыкальных мыслей. Моцарт мог говорить без остановки, пока его голос не превращался в сип, а потом в непрерывный кашель, после чего он впадал в беспамятство, даря Сальери бесценные несколько часов сна. А потом снова всё сначала.

Пока не наступила та ночь, когда Сальери впервые услышал хриплое:
- Антонио.
Взглянув в стекленеющие глаза, Сальери всё понял.

Именно так он отравил совершенство.