[mylifeMUSIKmylove]

Инцест в любом виде для меня огромный сквикище, но я не могу устоять перед талантом автора, написано так здорово и вкусно, что все сквики отходят на задний план

Кинк-фест, заявка: Джон / Гарриет - эпизоды из прошлого.

Разница в возрасте минимальная, 1-2 года (Джон старше).

Юношеские эксперименты - ночные вылазки, сигареты и спиртное тайком от родителей, исследование собственной сексуальности - поцелуи, взаимный петтинг, возможно оральный секс, но ничего более серьезного. Отношения на грани между "ха-ха, мы не делаем ничего особенного" и вызовом друг друга на слабо.

Бонус - Джон бьет морду излишне назойливым ухажерам сестры, Гарри дает брату дельные советы о том, как произвести впечатление на девушек. Короче, семейные ценности Уотсонов.

R, романс

Размер: +/- 1400 слов

= = =

В четырнадцать лет жизнь ужасна. У тебя нет собственных денег, нет никакой свободы, хотя ты вроде как живешь в свободной стране, нет вообще ничего - только обязанности по дому, подружки, с которыми не о чем поговорить, домой ровно в девять, не позже, - и книжки.

Учебники и медицинские справочники в их семье читает Джон, примерный сын, надежда и гордость родителей - а Гарриет-тридцать-три-несчастья давно распрощалась с мыслью, что родители когда-нибудь будут ею довольны, и взахлеб глотает «Мориса», «Орландо», и «Аду», ходит целыми днями, будто надышавшись сладкого дыма, и в мыслях у нее сплошь акварель и переплетенные руки, томление и вздохи. Она прячет запретные книжки под матрас, но однажды все-таки забывает одну на столе в кухне и застает Джона, когда он перелистывает томик с античным юношей на обложке. Мучительно покраснев, Гарри отнимает книжку, кричит на брата и ждет скандала от родителей. Но судя по тому, что скандала так и нет, Джон ничего им не рассказывает.

Поэтому Гарри тоже ничего не говорит, когда видит его с сигаретой.

В жизни, конечно, все совсем не так, как в книжках – в лучшем случае скучно, в худшем мучительно нелепо и мерзко. Майлз приглашает ее в кино и пытается залезть ей в джинсы через пять минут после того, как в зале гаснет свет. А Крис на свидании обслюнявил ее так, что ей захотелось прополоскать рот и вытереть лицо, и вообще оказаться на другой планете.

Гарри с досадой думает, что пожалуй самым приятным поцелуем в ее жизни был тот, который она получила от Сибил – девушки Джона, когда он приглашал ее домой, чтобы познакомить с родителями. Поцелуй на прощание, прохладный и пахнущий вербеной, чуть более долгий, чем она ожидала.

У Сибил волнистые каштановые волосы, светлые серые глаза и нежный рот, и она, оказывается, тоже читала «Орландо». Гарри думает о ней, раскачиваясь на дереве вниз головой, так что ее собственные длинные соломенные волосы метут туда-сюда.

- Гарриет Уотсон, немедленно слезай! – кричит мать в кухонное окно. - Тебе уже не восемь лет! Воспитанные девушки так себя не ведут!

- Меня зовут Гарри! – кричит она в ответ.

Мать хлопает рамой так, что звенят стекла.

- На что спорим, она проклинает тот день, когда тебе купили первую книжку Энид Блайтон, - смеется Джон.

Вечером, когда Гарри сидит за кухонным столом с очередной книжкой, Джон выходит из душа, – чистая старая рубашка, влажные волосы, запах нового одеколона.

- Свидание? – интересуется Гарри.

- Угу.

- Ты вот в этом собрался идти?

- Забыл спросить совета у одной малявки.

- Нет, если ты хочешь невербально сообщить ей «Я ботаник, девственник и канадский лесоруб», то конечно...

Джон притворно хмурит брови, но все-таки поднимается в свою комнату и через некоторое время спускается в футболке и затертых светлых джинсах. Гарри показывает ему большой палец.

Джон возвращается домой после одиннадцати (ему это позволено уже два года как, а Гарри только ждет своего часа). Она не спит, поджидая его, терзаемая непонятными ей самой чувствами – любопытством, завистью, ревностью? Джон улыбается, смотрит как будто сквозь нее и дышит глубже, чем обычно.

- Ну как? – спрашивает она, когда он присаживается на край ее кровати.

- Отлично.

- Вы целовались?

- Мм-хмм, - Джон откидывается на спину и закладывает руки за голову.

Гарри наклоняется над ним, трогает его волосы – недостаточно длинные, чтобы накрутить на палец. От Джона веет теплом, соблазном, ей кажется, будто она чувствует запах Сибил, вокруг витает ощущение какого-то волшебства, взрослых тайн, неодолимо притягательных.

Гарри наклоняется все ниже и ниже, и Джон, который мысленно еще на свидании, не спрашивает, что она делает. Они долго смотрят друг на друга, Джон улыбается ей мечтательно и нежно, и она видит золотые искры в его глазах.

И когда она целует его, то лишь затем, чтобы выяснить, в самом ли деле ей удастся уловить вкус Сибил на его губах - она хочет ощутить запах вербены, но чувствует только Джона: новый одеколон, сигаретный дым, мятная жвачка. Поцелуй все длится и длится, Джон слегка дотрагивается до ее губ языком, бережно кладет ладонь ей на затылок.

- Ого, - шепотом говорит он, когда они наконец отрываются друг от друга. – Гарри, где ты так научилась?

Он улыбается, не сводя с нее глаз, и Гарри в ответ смеется, польщено краснеет и не признается, что это на самом деле ее первый серьезный поцелуй.

Гарри снова сидит на ветке дерева во дворе и болтает ногами.

- John and Sybil sitting in a tree… - шепотом напевает она, - key, ai, es, es, ai, en, gee…

Она повторяет детскую считалку снова и снова на разные лады, меняя имена – Джон и Сибил, Сибил и Гарри, Джон и Гарри… Руки у Джона сильные и ласковые, совсем непохожи на дрожащие потные ладони других парней, и он не задает неуверенным голосом идиотских вопросов, не спрашивает, можно или нет, - он просто никогда не делает того, что неприятно. Вчера вечером они снова целовались в ванной, бесконечно медленно, как будто у них было все время на свете, и Джон гладил ее по рукам и по спине, слегка тянул за волосы и целовал в шею – но когда она прижалась к нему слишком тесно и замерла от неожиданности, ощутив твердость его члена через одежду, он отстранил ее, сказал что-то шутливое, хотя глаза были серьезными, и выставил за дверь…

Этим утром Гарри обрызгала воротник своей рубашки одеколоном брата. Сидя на дереве, она поворачивает голову к плечу, делает глубокий вдох и закрывает глаза.

Три дня спустя она случайно встречается с Сибил у библиотеки, и та вдруг улыбается ей, они о чем-то болтают, а потом Сибил предлагает зайти в кафе. Гарри не помнит себя от счастья, но по дороге к ним неожиданно присоединяется Майлз. Сначала Гарри не может понять, что ему от них нужно, но когда он начинает хватать Сибил за руку и орать на нее, до Гарри доходит. Звонкая радость лопается, как мыльный пузырь, ярость застилает ей глаза и мешает дышать.

- Оставь ее в покое, придурок! – кричит она так, что голос срывается, в ответ Майлз обзывает их грязными лесбиянками, и в этот момент появляется Джон.

- Повтори, урод, что ты сказал моей сестре?!

Гарри вдруг понимает, что держит Сибил за руку, наполовину загораживая собой, понимает, что никогда еще не видела у своего брата таких бешеных глаз, голова кружится от азарта и ярости, и ей хочется поцеловать Джона прямо здесь и сейчас, - хочется быть рядом с ним – быть такой же, как он - и когда кулак Джона врезается в подбородок Майлза, Гарри испытывает что-то до странности похожее на оргазм.

Родители уезжают на уикэнд к старшим родственникам, строго велев им вести себя прилично - никаких вечеринок, никаких скандалов с соседями, и Джон, проследи за тем, чтобы Гарриет в десять часов легла спать. Они примерно кивают, стоя на крыльце, но приличное поведение, разумеется, заканчивается, как только машина родителей скрывается за поворотом. Джон пропадает где-то целый вечер, возвращается почти в час ночи и застает Гарри на диване перед телевизором – она напивается приторно-сладким ликером, который нашла в баре, и с вялым интересом смотрит ночной канал. На экране накрашенная блондинка раздевается в ванной под тягучую музыку.

Джон садится рядом, Гарри кладет ноги ему на колени и передает ему бутылку.

Джон отхлебывает из горлышка и ставит бутылку под ноги, минуты текут одна за другой, девица на экране бесконечно оглаживает себя ладонями, зачерпывает горсти мыльной пены, теребит свои соски, и Гарри чувствует, что ей становится трудно дышать. Джон рассеянно гладит ее лодыжку, потом колено, его пальцы неожиданно горячие, он смотрит не на нее, а на экран, синеватый блик выхватывает из темноты его скулу и ресницы, а пальцы скользят все выше и выше, забираются под мятую зеленую юбку, осторожно дотрагиваются до хлопковых трусиков, и Гарри отводит колено в сторону – она тоже не сводит глаз с экранной девицы, которая поворачивается боком и призывно изгибается, тоже не смотрит на Джона, когда протягивает руку, наощупь расстегивает пуговицу на джинсах брата и тянет вниз язычок молнии и запускает руку внутрь.

Кто-то из них нечаянно придавливает пульт от телевизора, экран гаснет, и в темноте они наконец обрачиваются друг к другу.

Джон стаскивает с нее рубашку, Гарри обвивает руками его шею, тянет его к себе, и они целуются, как сумасшедшие, потом Джон отодвигает ее на расстояние вытянутых рук - ш-шш, Гарри, нет-нет-нет, подожди – и облизывает пальцы, и при виде этого у Гарри внутри что-то сладко обрывается в первый раз, а во второй – когда эти пальцы оказываются внутри нее.

Она едва дышит, прислушиваясь к ощущениям, каждая клеточка в ее теле горит и шепчет, каждое движение отзывается звоном, и, закрыв глаза, она представляет себе брата и его девушку - загорелые руки и светлые волосы Джона, молочную кожу и темные кудри Сибил, - а потом ее словно обдает искрящейся шипучей волной, верх и низ меняются местами, это гораздо ярче и сильнее всего, что она испытывала раньше - она даже не успевает вскрикнуть, только ошеломленно хватает воздух ртом и выдыхает чужое имя:

- Сибил…

Джон смеется, вжимаясь лбом в ее голое горячее плечо.

- Девчонки… - говорит он. - Как у вас все сложно...

- Я тебя тоже люблю, - слабо улыбается она и ерошит ему волосы