Нон-кинк-фест, заявка: "Мориарти/Шерлок | Майкрофт Холмс, ангст.
Мориарти в тюрьме, его допрашивают сначала люди Майкрофта, а потом и сам Майкрофт. Чтобы добиться реакции от заключенного Холмсу-старшему приходится делиться личной информацией о брате. (Мориарти одержим Шерлоком, но не делайте его психом!)"
29.01.2012 в 19:36
Не знаю, этого ли хотел заказчик, вышло вот так. Варнинг: описание пыток, но ничего сильно страшного и графичного. А вообще, это скорее missing scene, чем ангст.
Исполнение 1
читать дальшеНичего не видно. Ничего не слышно. Джим уходит к морю. Он обожает море. В плеске волн перекатывается атласное «Ш-шерлок…. Ш-шер-рлок… Ш-ш-ш…»
«Шерлоком» Джим считает секунды. Минуты. Часы. Сколько он сидит, не двигаясь в душном черном капюшоне, без света, без звуков? К морю, обратно к морю. Сколько «Шерлоков» в году? Если умножить «Шерлок» на 365, будет…
Джим вздрагивает. Сквозь тело проходит разряд тока, вышибая море из головы, воздух из легких. Электролиз, пот как морская вода. Джим тихо шипит под черной жесткой материей. «Ш-шерлок». Ток подают через неравные промежутки времени, чтобы испугать. Чтобы дезориентировать. Чтобы трясло, как перед оргазмом, да, детка, папочке это нравится, сделай так еще раз! По мышцам стелется судорога, и Джим снова идет на звук прибоя.
«Ш-шерлок…. Ш-шер-рлок… Ш-ш-ш…»
Через тридцать «Шерлоков» море вскипает.
Когда капюшон резко стаскивают, Джим к этому готов.
— Говори, мразь! — свет выжигает сетчатку глаз, уши взрывает тяжелый рок, и хочется взвыть от боли. Но Джим к этому готов. — Что. Ты. Знаешь. О коде, — по пощечине на каждое слово. — Говори!
Море кипит, как в адском котле, на берег выбрасываются заживо сваренные дельфины. Море наполняется кровью. Свет и звук втаптывают нервы в лаву.
— Смотри на меня. На меня, я сказал!
Дельфины в предсмертной агонии колотятся о гальку. Они делают хвостами «… лок, лок, шер-лок». Джим смотрит в зеркало. Зеркало смотрит на него. Неправильное, лживое зеркало. В животе трясется комок страха, подпрыгивая каждый раз, когда кожу обжигает резкий хлопок. По пощечине на каждого «Шерлока».
Через восемьдесят «Шерлоков» его отвязывают от стула и кидают в угол камеры, железная дверь с лязгом захлопывается за настойчивыми собеседниками. Джим закрывает глаза и сжимается в комок на бетонном полу. Ему не дадут уснуть, он знает. Он к этому готов. Губы растягиваются в хищной улыбке, и снова слышится рокот моря.
***
— Температура? Высокочастотные радиопомехи? — Майкрофт спрашивает так, как спрашивают о погоде. Коренастый сержант вытягивается в струнку.
— Все методы, сэр. Кроме самых крайних, никаких физических увечий и необратимых повреждений.
Майкрофт одобрительно кивает.
— Разумеется. Нам нужно, чтобы он сохранил относительно здравый рассудок.
Сержант едва заметно дергается, но решает промолчать. Ему кажется, что парня в камере здравый рассудок покинул давным-давно, возможно, еще при рождении.
— Я раньше никогда не сталкивался с таким упорством, сэр.
Майкрофт, прищурившись, смотрит, как человек-за-стеклом сосредоточенно царапает на стене «ШЕР…»
— Я приказал отнять у него пряжку от ремня.
— Это он наручниками, сэр.
Майкрофт кривится так, будто Джеймс Мориарти уродует не стену, а «Джоконду». Так, будто каждая царапина немедленно проявляется на его собственном теле. И он действительно чувствует саднящую резь где-то в области сердца. Фантомные боли.
— Препараты, насколько я понял, не дали никакого эффекта.
— Ни слова не произнес, — сержант подтверждает давно известную информацию. — Только смеялся.
— Больше месяца, и он все еще не включился в игру.
Майкрофт складывает ладони домиком, раздумывая над следующим тактическим ходом. С каждой новой засечкой на стене глубже вскрываются старые раны, начинают потрескивать щиты. Как умно, мистер Мориарти. И как глупо — провоцировать, подставляться под удар. Зачем вам это нужно? Зачем, черт вас возьми?
— Держать его дольше бессмысленно, мы ничего не узнаем и дестабилизируем обстановку в криминальных кругах.
— Но, сэр, что вы предлагаете?
— Классику, сержант Эдвардс. Эксперимент в реальных условиях. Мы выпустим мышку, чтобы посмотреть, как она себя поведет. Но для начала…
Скованные руки появляются прямо перед носом Майкрофта, и тот непроизвольно отшатывается. Запавшие темные глаза по ту сторону зеркала горят фанатичным упрямством, вызовом, насмешкой. На стекле рождаются первые буквы имени. Ключа. Кода. Отмычки к щитам Майкрофта Холмса. «ШЕ…» — паршивец пишет отраженно, чтобы со стороны наблюдателей надпись читалась, как и положено, слева направо.
— Для начала я поговорю с ним, — заканчивает Майкрофт. — Не кнутом так пряником, сержант Эдвардс.
— Ему уже много раз предлагали сделку. Молчит.
— Просто для этой сделки нужен особенный товар.
«Иди и возьми», подстрекают глаза по ту сторону зеркала. «Уже иду», — Майкрофт сжимает губы и с силой проводит ладонью по лицу. Его не оставляет ощущение, что он упускает какую-то важную деталь. Возможно, самую важную.
Но господь сказал – иди к дьяволу,
Господь сказал – иди к дьяволу,
Он сказал – иди к дьяволу
Весь этот проклятый день.
«Уже иду», — когда открывается дверь, Майкрофт понимает, что заключенный здесь вовсе не Джим Мориарти.
***
Джиму скучно. Дико, невыносимо скучно. Квадрат с пятном света посередине. Только стены и пол. И зеркало.
И море внутри, шерлок-шерлок-шерлок-шерлок внутри, странное чувство заполненности. Это должна быть очень красивая игра. Как звуки — ш, р, л, к. Шшш — тише, малыш, папочка обо всем позаботится. Ррр — страстное рычание. Нежная эфемерная «л» — боже-боже, у всех есть слабости, это ведь так мило, так предсказуемо, милый предсказуемый Джонни… Отрывистая «к» — как падение. Почти полет, только пункт назначения более определенный.
Джим прикрывает глаза, отдаваясь текущей сквозь тело эйфории. Уже скоро, мистер Холмс, скоро, но вы не поймете, что именно.
Зеркало на половину стены. За зеркалом стоит человек. Не тот человек. Не Шерлок. Джим написал на зеркале «Шерлок». Только Шерлок имеет право быть по ту сторону зеркала, быть отражением Джима Мориарти. Майкрофт Холмс наверняка схватил приманку. Его даже жаль. Немного.
Компьютерный код, совершенное оружие, бла-бла-бла.
Джим едва слышно хмыкает. Сколько «Шерлоков» он просидел здесь? Месяц с небольшим. Уже пора, мистер Холмс, пора выходить из зазеркалья.
Тело ватное, руки отекли и болят, в голове бьют отбойные молотки, но какая же это смешная цена за возможность великолепной игры. Джим не шевелится. Он ждет.
Тогда я побежал к дьяволу, он ждал
Я побежал к дьяволу, он ждал
Побежал к дьяволу, он ждал
Весь этот день.
Когда лязгает дверь, Джим улыбается. Майкрофт Холмс знает, что он улыбается, хотя и не видит этого.
— Добрый вечер, Джеймс.
Значит, вечер.
— У меня к вам деловое предложение.
Это так легко, слишком легко.
— Вы меня разочаровываете, мистер Холмс — собственный голос звучит непривычно, хрипло. Затхлый воздух в камере медленно покачивается, сжимаются стены. Сжимаются вокруг Холмса. Идеальная ловушка в центре чужой паутины.
— Я не настаиваю. Если вам так пришлось по вкусу мое гостеприимство, оставайтесь здесь, — тщательно безразличный тон. Бесцветный и приторный, как сироп от кашля.
Джим опускает веки и пару минут слушает море.
«Ш-шерлок…. Ш-шер-рлок… Ш-ш-ш…»
— У нас есть одна общая проблема, мистер Холмс.
«Последняя проблема. Наша проблема».
— Возможно, мы сможем решить ее, Джеймс? — жестко произносит Майкрофт, и кидает в сторону зеркала: — Два стула, столик и чай, пожалуйста.
При мысли о горячем чае Джим почти теряет концентрацию, но успевает схватить море до того как оно растворится в хаосе мыслей. Шерлок выбрал себе дворец. А Джим всегда обожал море. Он облизывает губы и поднимает на Холмса-старшего лихорадочно блестящие глаза:
— Возможно. В сказке все возможно. Вы любите сказки, мистер Холмс? А Шерлок — он любил сказки в детстве?
Майкрофт чувствует, как под щиты, в старые раны, вонзается ключ от всех дверей.
URL комментарияИсполнение 1
читать дальшеНичего не видно. Ничего не слышно. Джим уходит к морю. Он обожает море. В плеске волн перекатывается атласное «Ш-шерлок…. Ш-шер-рлок… Ш-ш-ш…»
«Шерлоком» Джим считает секунды. Минуты. Часы. Сколько он сидит, не двигаясь в душном черном капюшоне, без света, без звуков? К морю, обратно к морю. Сколько «Шерлоков» в году? Если умножить «Шерлок» на 365, будет…
Джим вздрагивает. Сквозь тело проходит разряд тока, вышибая море из головы, воздух из легких. Электролиз, пот как морская вода. Джим тихо шипит под черной жесткой материей. «Ш-шерлок». Ток подают через неравные промежутки времени, чтобы испугать. Чтобы дезориентировать. Чтобы трясло, как перед оргазмом, да, детка, папочке это нравится, сделай так еще раз! По мышцам стелется судорога, и Джим снова идет на звук прибоя.
«Ш-шерлок…. Ш-шер-рлок… Ш-ш-ш…»
Через тридцать «Шерлоков» море вскипает.
Когда капюшон резко стаскивают, Джим к этому готов.
— Говори, мразь! — свет выжигает сетчатку глаз, уши взрывает тяжелый рок, и хочется взвыть от боли. Но Джим к этому готов. — Что. Ты. Знаешь. О коде, — по пощечине на каждое слово. — Говори!
Море кипит, как в адском котле, на берег выбрасываются заживо сваренные дельфины. Море наполняется кровью. Свет и звук втаптывают нервы в лаву.
— Смотри на меня. На меня, я сказал!
Дельфины в предсмертной агонии колотятся о гальку. Они делают хвостами «… лок, лок, шер-лок». Джим смотрит в зеркало. Зеркало смотрит на него. Неправильное, лживое зеркало. В животе трясется комок страха, подпрыгивая каждый раз, когда кожу обжигает резкий хлопок. По пощечине на каждого «Шерлока».
Через восемьдесят «Шерлоков» его отвязывают от стула и кидают в угол камеры, железная дверь с лязгом захлопывается за настойчивыми собеседниками. Джим закрывает глаза и сжимается в комок на бетонном полу. Ему не дадут уснуть, он знает. Он к этому готов. Губы растягиваются в хищной улыбке, и снова слышится рокот моря.
***
— Температура? Высокочастотные радиопомехи? — Майкрофт спрашивает так, как спрашивают о погоде. Коренастый сержант вытягивается в струнку.
— Все методы, сэр. Кроме самых крайних, никаких физических увечий и необратимых повреждений.
Майкрофт одобрительно кивает.
— Разумеется. Нам нужно, чтобы он сохранил относительно здравый рассудок.
Сержант едва заметно дергается, но решает промолчать. Ему кажется, что парня в камере здравый рассудок покинул давным-давно, возможно, еще при рождении.
— Я раньше никогда не сталкивался с таким упорством, сэр.
Майкрофт, прищурившись, смотрит, как человек-за-стеклом сосредоточенно царапает на стене «ШЕР…»
— Я приказал отнять у него пряжку от ремня.
— Это он наручниками, сэр.
Майкрофт кривится так, будто Джеймс Мориарти уродует не стену, а «Джоконду». Так, будто каждая царапина немедленно проявляется на его собственном теле. И он действительно чувствует саднящую резь где-то в области сердца. Фантомные боли.
— Препараты, насколько я понял, не дали никакого эффекта.
— Ни слова не произнес, — сержант подтверждает давно известную информацию. — Только смеялся.
— Больше месяца, и он все еще не включился в игру.
Майкрофт складывает ладони домиком, раздумывая над следующим тактическим ходом. С каждой новой засечкой на стене глубже вскрываются старые раны, начинают потрескивать щиты. Как умно, мистер Мориарти. И как глупо — провоцировать, подставляться под удар. Зачем вам это нужно? Зачем, черт вас возьми?
— Держать его дольше бессмысленно, мы ничего не узнаем и дестабилизируем обстановку в криминальных кругах.
— Но, сэр, что вы предлагаете?
— Классику, сержант Эдвардс. Эксперимент в реальных условиях. Мы выпустим мышку, чтобы посмотреть, как она себя поведет. Но для начала…
Скованные руки появляются прямо перед носом Майкрофта, и тот непроизвольно отшатывается. Запавшие темные глаза по ту сторону зеркала горят фанатичным упрямством, вызовом, насмешкой. На стекле рождаются первые буквы имени. Ключа. Кода. Отмычки к щитам Майкрофта Холмса. «ШЕ…» — паршивец пишет отраженно, чтобы со стороны наблюдателей надпись читалась, как и положено, слева направо.
— Для начала я поговорю с ним, — заканчивает Майкрофт. — Не кнутом так пряником, сержант Эдвардс.
— Ему уже много раз предлагали сделку. Молчит.
— Просто для этой сделки нужен особенный товар.
«Иди и возьми», подстрекают глаза по ту сторону зеркала. «Уже иду», — Майкрофт сжимает губы и с силой проводит ладонью по лицу. Его не оставляет ощущение, что он упускает какую-то важную деталь. Возможно, самую важную.
Но господь сказал – иди к дьяволу,
Господь сказал – иди к дьяволу,
Он сказал – иди к дьяволу
Весь этот проклятый день.
«Уже иду», — когда открывается дверь, Майкрофт понимает, что заключенный здесь вовсе не Джим Мориарти.
***
Джиму скучно. Дико, невыносимо скучно. Квадрат с пятном света посередине. Только стены и пол. И зеркало.
И море внутри, шерлок-шерлок-шерлок-шерлок внутри, странное чувство заполненности. Это должна быть очень красивая игра. Как звуки — ш, р, л, к. Шшш — тише, малыш, папочка обо всем позаботится. Ррр — страстное рычание. Нежная эфемерная «л» — боже-боже, у всех есть слабости, это ведь так мило, так предсказуемо, милый предсказуемый Джонни… Отрывистая «к» — как падение. Почти полет, только пункт назначения более определенный.
Джим прикрывает глаза, отдаваясь текущей сквозь тело эйфории. Уже скоро, мистер Холмс, скоро, но вы не поймете, что именно.
Зеркало на половину стены. За зеркалом стоит человек. Не тот человек. Не Шерлок. Джим написал на зеркале «Шерлок». Только Шерлок имеет право быть по ту сторону зеркала, быть отражением Джима Мориарти. Майкрофт Холмс наверняка схватил приманку. Его даже жаль. Немного.
Компьютерный код, совершенное оружие, бла-бла-бла.
Джим едва слышно хмыкает. Сколько «Шерлоков» он просидел здесь? Месяц с небольшим. Уже пора, мистер Холмс, пора выходить из зазеркалья.
Тело ватное, руки отекли и болят, в голове бьют отбойные молотки, но какая же это смешная цена за возможность великолепной игры. Джим не шевелится. Он ждет.
Тогда я побежал к дьяволу, он ждал
Я побежал к дьяволу, он ждал
Побежал к дьяволу, он ждал
Весь этот день.
Когда лязгает дверь, Джим улыбается. Майкрофт Холмс знает, что он улыбается, хотя и не видит этого.
— Добрый вечер, Джеймс.
Значит, вечер.
— У меня к вам деловое предложение.
Это так легко, слишком легко.
— Вы меня разочаровываете, мистер Холмс — собственный голос звучит непривычно, хрипло. Затхлый воздух в камере медленно покачивается, сжимаются стены. Сжимаются вокруг Холмса. Идеальная ловушка в центре чужой паутины.
— Я не настаиваю. Если вам так пришлось по вкусу мое гостеприимство, оставайтесь здесь, — тщательно безразличный тон. Бесцветный и приторный, как сироп от кашля.
Джим опускает веки и пару минут слушает море.
«Ш-шерлок…. Ш-шер-рлок… Ш-ш-ш…»
— У нас есть одна общая проблема, мистер Холмс.
«Последняя проблема. Наша проблема».
— Возможно, мы сможем решить ее, Джеймс? — жестко произносит Майкрофт, и кидает в сторону зеркала: — Два стула, столик и чай, пожалуйста.
При мысли о горячем чае Джим почти теряет концентрацию, но успевает схватить море до того как оно растворится в хаосе мыслей. Шерлок выбрал себе дворец. А Джим всегда обожал море. Он облизывает губы и поднимает на Холмса-старшего лихорадочно блестящие глаза:
— Возможно. В сказке все возможно. Вы любите сказки, мистер Холмс? А Шерлок — он любил сказки в детстве?
Майкрофт чувствует, как под щиты, в старые раны, вонзается ключ от всех дверей.