07.08.2010 в 08:06
Пишет **Фантазия**:Anything Goes глава 10
Chapter Ten «High Flying Adored» / Глава Десять «Благословенный высокий полет»
читать дальше
Первые мои серьезные гей отношения, не считая скоротечного летнего романа в Оприленде, сложились с парнем по имени Пако Перез-Аревело - испанским танцором фламенко из Кордобы. Когда я познакомился с Пако, он был танцором и помощником танцевального руководителя мюзикла «Матадор», повествующего в балетном изложении о реальном человеке, матадоре Мануэле Бенитезе. Сам же я в этой постановке как раз исполнял роль Матадора. Хореографом мюзикла был Рафаэль Агиляр, один из самых знаменитых хореографов фламенко в мире, который придумал специально для этого шоу танец с участием шестерых танцоров фламенко, изображающих быка. 1. При этом Пако танцевал партию головы быка (и это не метафора – а я вовсе не перемудрил здесь с иносказаниями).
Вообще, первоначально «Матадор» был запущен в 1991 году в Королевском Театре на Шафтсбери-Авеню. К сожалению, он не имел колоссального успеха, если судить об этом по количеству проданных билетов, хотя и получил единодушное признание критиков. Я же настаиваю на том, что мюзикл попросту пал жертвой серьезного кризиса в туристическом бизнесе, который, в свою очередь, был вызван в том году (хотя бы частично) войной в Персидском заливе. В результате все продержалось только три месяца, невзирая даже на хорошие обзоры в СМИ (конечно, я имею в виду шоу, а не войну).
1. В 1992 году Агиляр был награжден как Лучший Хореограф премией Olivier Theatre Award именно за эту его работу в "Матадоре".
Сначала мои отношения с Пако были тайными, по крайней мере я так считал, потому что формально я все еще оставался вместе со своей девушкой (вы ведь не забыли Мерелин?). Однако при этом, мой костюмер Джон Фэйхи – с которым я впервые начал работать во время «Матадора» и которого затем всегда запрашивал для себя всякий раз, как оказывался на Вест Энде – а также моя партнерша по шоу Стефани Пауэрс, большинство остальной команды и, честно говоря, половина Вест Энда знали, что у меня начался роман с Пако. Поэтому я предполагаю, что эти отношения все же не были таким уж большим секретом.
Что же до Мерелин, то мы с ней продолжали регулярно общаться даже несмотря на то, что еще в 1989 году она, как и все мои однокурсники из МУСШ, вернулась в Сан-Диего, чтобы закончить учебный год. Тем не менее, каким-то образом, мы с ней ухитрялись не затрагивать всерьез тему наших взаимоотношений до тех пор, пока однажды днем она не нанесла неожиданный визит ко мне в театр.
В тот самый судьбоносный день мы с Пако примерно в полдень приехали из моей квартирки в Бау в центральный Лондон, чтобы принять участие в дневном представлении. Я только успел повернуть на Вардур-Стрит, как Джон Фэйхи стремительно выскочил из дверей служебного входа и остановил мою машину прямо на углу.
- Мерелин только что приземлилась в аэропорту Хитроу, - задыхаясь, сообщил он, - Она едет, чтобы сделать тебе сюрприз.
Я буквально остолбенел от такого известия и оказался совершенно сбит с толку, а это, нужно заметить, довольно примечательное зрелище, т.к. подобное происходит со мной нечасто. Меж тем Пако с яростью захлопнул дверцу машины и заявил: «Я не могу, нахрен, в это поверить», ну или что-то в таком роде. Дело в том, что он говорил на испанском, поэтому все прозвучало намного более выразительно и драматично.
Затем я бросился вверх по лестнице в гримерную Стефани, рассказал ей о случившемся и взмолился о помощи. Как всегда абсолютно спокойная и решительная она ответила: «Джон, у тебя есть два варианта. Если тебе это необходимо, я могу притвориться, будто у нас с тобой интрижка. Тогда я приду в твою гримерную и немного поиграю в примадонну. Или же ты можешь поступить как мужчина и сказать Мерелин правду».
Я знал, что второй вариант был самым верным, но это вовсе не делало его более легким. Мерилин была моим близким другом, и больше всего я боялся как-то ранить ее или разрушить нашу дружбу. Когда она наконец приехала, я поприветствовал ее с притворным удивлением, а потом усадил на место, отведенное для особых гостей, чтобы она посмотрела шоу. После представления мы отправились поужинать, а затем пошли прогуляться вдоль Темзы. Мы присели на лавочку, я вдохнул поглубже и рассказал ей все начистоту.
Когда же я закончил свою своеобразную исповедь, Мерелин ответила: «Именно поэтому я и приехала, Джон. Я догадывалась о том, что ты гей, и решила, что мы должны обсудить это вместе».
Тогда я крепко обнял и горячо поблагодарил ее, ведь для Мерелин эта поездка наверняка оказалась одним из самых тяжелых путешествий, которые она когда-либо совершала. В то время, когда я счастливо игнорировал сложившуюся ситуацию в объятиях Пако, и впервые начал переживать о встрече с Мерелин лишь после того, как мой костюмер выскочил перед машиной в начале дня - она, со своей стороны, мучительно размышляла об этом в течение долгих месяцев. Затем мы с ней встали со скамейки с великолепным обзором на Темзу и пошли на встречу с Пако ко мне домой, где и устроили большую пижамную вечеринку на троих: мы смотрели фильмы, рассказывали истории, много смеялись и пели.
Вскоре после того, как я разобрался в своих взаимоотношениях с Мерелин и Пако, еще один «бык» продемонстрировал мне свои «рога». И вот его-то взять под контроль оказалось вовсе не так легко.
Теперь объясню по порядку. Когда в театр поступает личный звонок кому-нибудь из актеров, то на него обычно отвечает менеджер на служебном входе, а затем либо сразу же переключает звонящего на гримерную исполнителя, либо уточняет его данные, чтобы потом все-таки соединить или, наоборот, дать отбой. Мой успех в мюзикле «Возможно все» привел к тому, что мною заинтересовалось несколько, скажем так, исключительно восторженных поклонников, поэтому у меня появилась необходимость фильтровать свои входящие звонки. Конечно, меня никогда не преследовали всерьез, но даже двадцать лет назад у меня уже была пара поклонниц, которые вполне могли бы поехать за мной до самого дома, если бы они вдруг заметили, как я сажусь в автомобиль.
И вот, однажды, когда после спектакля я переодевался в свою обычную одежду, на звонок ответил мой костюмер Джон. Он прикрыл трубку рукой.
- Кто-то звонит тебе от имени м-ра Гаравани, Джон. Ты будешь с ним разговаривать?
Я абсолютно не представлял, кто бы это мог быть, но раз звонящий оказался достаточно настойчивым и смог убедить менеджера, распределяющего звонки, то я тоже решил ответить.
- Вчера вечером м-р Гаравани видел Ваше шоу, и он буквально влюбился в него, - произнес голос с итальянским акцентом, - Он хотел бы встретиться, чтобы обсудить возможные деловые предложения для Вас.
- Я польщен этим, - сказал я, - но, к сожалению, совершенно не знаю кто такой м-р Гаравани.
- М-р Гаравани – дизайнер. Может быть Вам больше знакомо его имя? Валентино.
Я считаю, что представить Валентино просто как дизайнера, это все равно, что назвать Сондхайма просто поэтом-песенником, а Шекспира просто писакой-любителем. Поэтому, конечно же, я знал это имя и – да, о, да!- я ответил, что буду рад встретиться с ним. В течение следующих нескольких недель Валентино регулярно лично звонил мне в гримерную и, в конце концов, он рассказал о поводе для нашей встречи. Он объяснил, что посчитал меня идеальной моделью для своей новой линии мужской одежды, которую он назвал «Оливер». Так не могли бы мы встретиться, чтобы обсудить все поподробнее?
Еще начиная с шестидесятых годов Валентино одевал богатых и знаменитых, таких как Элизабет Тейлор, Джеки Кеннеди Онассис, Джулия Робертс и Гвинет Пэлтроу. Его имя было и все еще остается синонимом королевского стиля, а сам он вращается среди принцев и принцесс, которые к тому же являются его постоянными клиентами. В начале девяностых Валентино уже был общепризнанным властелином высокой моды и королем среди ценителей нетрадиционного искусства. Мне же в то время исполнилось только двадцать четыре года и «мальчик из ниоткуда» 2. во мне более чем чуть-чуть трепетал перед этим человеком и его достижениями.
2. До сих пор моя самая любимая песня из «Матадора».
Меж тем, Пако оказался совсем не рад нашим разговорам и совершенно не разделял мое воодушевление по поводу этой встречи, но, тем не менее, я дал на нее свое согласие. Мы договорились, что я приеду в дом Валентино в центральном Лондоне - в великолепное поместье, расположенное в элитном районе Найтсбридж. Когда я туда прибыл, то был встречен дворецким, препроводившим меня затем в гостиную, которую я могу описать только как что-то среднее между залом во Дворце Версаля и галереей в каком-нибудь музее. Вцелом же обстановка комнаты была очень далека от моего личного вкуса, т.к. сам я больше тяготею к модерну с его плавными линиями и приятными текстурами, но бросающаяся в глаза роскошь Валентино все же произвела на меня неизгладимое впечатление.
Когда Валентино наконец вошел в гостиную, он был безукоризненно одет, его светло-русые волосы великолепно уложены, а сам он весь казался воплощением Старого Света и изысканности. При этом я был удивлен, насколько невысоким он является в действительности, по сравнению с тем, как выглядит на фотографиях в журналах, но присущее Валентино величие вскоре заставило меня позабыть об этом первом впечатлении. Его манеры были безупречны, а обхождение учтиво и галантно. Во время нашего разговора я ощущал себя так, словно чей-то отец решил разузнать обо мне побольше перед началом выпускного бала, или как будто – это будет более верное определение – некий старомодный джентльмен испытывал меня, прежде чем позволить мне сблизиться со своей дочерью или сыном. Пока я медленно пил воду из хрустального бокала, Валентино расспрашивал меня о моей жизни, о планах на будущее и о том, чего бы я хотел достичь как исполнитель. И хотя он не делал записей, со временем я понял, что все мои ответы он слушал очень и очень внимательно.
Несколько недель спустя, после череды щедрых подарков, присланных в мою гримерную в Королевском Театре, Валентино связался с моим тогдашним агентом Джереми Конвеем и поинтересовался о возможности нанять меня в качестве модели для его новой модной коллекции «Оливер». Представитель Валентино объяснил Джереми, что меня буду ждать так скоро, как только это возможно для участия в фотосессии, которая будет проведена на личной яхте Валентино - TM Blue One, во время двухнедельного круиза по Средиземному морю. Согласен ли я или мне нужно еще подумать? Джереми уточнил у меня. О, конечно же, я сначала подумал! Наверное, целых полторы минуты.
Время «Матадора» подходило к концу, и я уже запланировал свою поездку домой в Штаты, чтобы навестить родителей после того, как шоу закончится, но сразу же после этого я согласился отправиться прямиком в Рим. Я едва мог поверить в происходящее! На тот момент стать моделью Валентино было для меня немалым профессиональным достижением, и я был невероятно всем этим польщен.
Валентино оплатил все мои расходы на дорогу, поэтому совершая международный перелет в Рим я впервые путешествовал первым классом. Тем не менее, с той самой секунды, как наш самолет поднялся в небо и устремился в сторону Атлантики, я знал, что мое путешествие будет не из приятных. Фактически, даже и по сей день, этот полет остается одним из самых ужасных в моей жизни. Ведь даже во время виражей на Ястребе у меня в запасе были простое устройство для катапультирования и поддержка от красивого пилота, болтающего со мной по внутренней связи. Здесь же вместо них меня ожидала турбулентность, ставшая настолько сильной, что бортпроводники даже прекратили обслуживание пассажиров. Это произошло после того, как одного из них подбросило и ударило о салон самолета, в то время как нас накрыл и начал болтать из стороны в сторону серьезный шторм. Все было настолько плохо, что я мог слышать, как воздушные потоки грохочут и бьются за бортом самолета. Если же кому-то из экипажа все же требовалось пройти по проходу между креслами, то он или она были вынуждены крепко цепляться за сидения, пока пошатываясь пробирались в нужном направлении.
В итоге я искренне поверил в то, что мне пришел конец. Я даже начал набрасывать предсмертную записку для своей семьи, т.к. бумага, конечно же, всегда остается совершенно невредимой после крушения самолета. Я сам довел себя до абсолютнейшего гребанного умопомрачения! Позже я узнал, что траектория нашего полета тогда следовала по самому краю урагана Эндрю, одного из самых жестоких ураганов в истории США. К тому времени, как я прибыл в Рим, я уже был полностью опустошен и все, что я хотел на тот момент, так это отправиться домой, свернуться калачиком в постели и плакать навзрыд, словно ребенок, в течение нескольких часов. Вместо этого я был вынужден пересесть на еще один чертов самолет! Он доставил меня на остров Сардиния, где я и поднялся на борт яхты Валентино.
После того, как я лично наблюдал неслыханную роскошь лондонского дома, я должен был бы быть намного лучше подготовлен к тому, что представляет собой яхта Валентино - TM Blue One, которую он назвал в честь своих родителей – Терезы и Марио. Тем не менее, я воображал себе просто некое судно с мачтой, что-то наподобие тех яхт, которые обычно можно увидеть во время морской регаты в Коусе. В действительности же это оказался изысканный и шикарный 150-футовый лайнер, похожий на корабль из сериала «Лодка любви», но только значительно лучше. Когда я ступил на его палубу, красивый и облаченный в элегантную униформу экипаж судна поприветствовал меня, а один из стюардов Валентино преподнес мне прекрасные наручные часы марки Bvlgari, с выгравированными на них инициалами TM Blue. Он объяснил, что каждый из гостей яхты всегда получает в подарок такие часы.
После этого на палубе появился сам Валентино и любезно поздоровался со мной. Затем он проводил меня к моей каюте, одной из множества на яхте, где и познакомил меня с моим личным юнгой – поверьте, я вас вовсе не разыгрываю – чье имя я так и не смог запомнить, т.к. парень сам по себе оказался слишком впечатляющим. Давайте будем называть его Хулио. Хулио открыл платяной шкаф, находящийся в каюте, и я увидел, что тот под завязку забит костюмами, рубашками и спортивными комплектами, причем все они были моего размера, а также тех расцветок и стилей, которые я предпочитаю. Я ведь уже упоминал, что во время нашей первой встречи в его лондонском доме Валентино слушал меня очень и очень внимательно?
Итак, путешествие всей моей жизни началось. С некоторым облегчением я обнаружил, что был на яхте не единственным гостем. На борту также присутствовали супермодель Клаудиа Шифер со своим тогдашним бойфрендом, Джанкарло Джиаметти – старинный друг, деловой партнер и бывший любовник Валентино, а также парочка принцев и принцесс в изгнании. Я думаю, что все они были из Болгарии. Кроме того, на яхте оказалось несколько молодых людей, которые, по всей вероятности, путешествовали в качестве компаньонов для еще одного или двух пожилых мужчин.
Лайнер шел курсом через Средиземное море от острова Сардиня до Крита, а затем на север вдоль итальянского побережья Амальфи. Каждое утро я рано поднимался с постели и завтракал вместе с Джанкарло, о котором, честно говоря, у меня даже возникли небольшие фантазии. Затем целый день я загорал на верхней палубе с Клаудиа, нырял с платформы для купания, летал на буксировочном парашюте, плавал в море с маской и трубкой, да и вообще вовсю наслаждался жизнью. При этом никаких фотографов, фотокамер, гримеров или же руководителя фотосъемок в приделах видимости вовсе не появлялось... Кроме того, я названивал своей семье по спутниковому телефону, т.к. был не в силах устоять от соблазна похвастаться перед Кэрол, признанной пловчихой нашей семьи, своими развлечениями на Средиземном море или устроить моему отцу беседу с Клаудиа, пока мы с ней принимали солнечные ванны на палубе.
По вечерам вся наша компания собиралась вместе, чтобы поужинать. При этом каждый раз к нам присоединялся богатый друг Валентино, которому помимо всего прочего, принадлежало несколько художественных галерей в Париже и Риме. Днем же он следовал за TM Blue на своей собственной роскошной яхте, на которой жил вместе с сестрой и молодым очаровательным компаньоном Томасом.
В эти дни ужин зачастую был единственным временем, когда я мог пообщаться с Валентино. Специальные автомобили с приоткрытыми дверцами заранее выстраивались в линию на пристани, ожидая того, что мы, возможно, решим сойти на берег, чтобы отужинать. Если же этого не происходило, то яхта пришвартовывалась у лучшего из свободных причалов, и мы принимали пищу прямо на палубе, развалившись во время ужина на шикарных белых диванах. При этом во многих портах, в которые мы заходили, мы словно превращались в животных, выставленных на обозрение в зоопарке. Дело в том, что как местные жители, так и туристы сразу же узнавали TM Blue и устремлялись на причал, чтобы таращиться на нас, пока мы ели. Конечно же, никто не смотрел лично на меня, т.к. я был никому не известен, но зато абсолютно все знали Валентино, а он, в свою очередь, махал в ответ тем, кто приветствовал его. Клаудиа тоже была узнаваема, и точно также проявляла любезность в перерывах между кусаниями и глотаниями.
В течение же дня Валентино обычно держал дистанцию, иногда отправляя через Джанкарло записочку для меня, подписанную сокращенным «Вал», или же посылая ко мне стюарда с каким-нибудь напитком или лакомством от «Вала». Тем временем вторая неделя нашего путешествия уже подходила к концу, а никаких признаков фотографов и фотографий так и не появилось. Если, конечно, не считать моментальных снимков, которые мы с Клаудиа сделали самостоятельно, точно так же, как их делают любые отдыхающие. При этом я ощущал себя так, словно каким-то образом совершил путешествие ко двору средневекового короля, а все эти посредники были продиктованы принятыми там правилами этикета, а также позволяли от имени и по поручению монарха удостовериться, что я всем доволен и хорошо провожу время. Тем не менее, Валентино всегда настаивал на том, чтобы во время ужина я садился возле него, чем постепенно начал доводить меня до бешенства. Дело в том, что пока мы ели, он мог вдруг поправить мне воротник или наклониться и растрепать мои волосы, но хуже всего бывало тогда, когда он решал прикоснуться к моей шее.
Арррр! Вы ведь уже знаете, что я чувствую при этом.
Меж тем в моей каюте стали обнаруживаться очень щедрые подарки. Первыми были пара прекрасных серебряных запонок. Затем, однажды он поднялся на верхнюю палубу, где мы все отдыхали после плавания, и преподнес мне большое распятие, инкрустированное бриллиантами и сапфирами. При этом он объяснил: «Я наблюдал за тем, как ты плаваешь и заметил, что твои глаза сияют, словно сапфиры, даже в синеве моря».
Вообще, если вы хоть что-то знаете о Валентино, то должны знать и о том, что как кутюрье он предпочитает красный, но его персональные цвета – это синий и голубой. Яхта была полностью заполнена этими цветами во всем многообразии их оттенков: подушки, обивка мебели, полотенца и постельные принадлежности - все вокруг было синим или голубым, включая наряды самого Валентино.
Ближе к концу нашего отдыха даже для меня, конечно же, стало очевидно, что я находился на яхте вовсе не ради какой-либо модной коллекции, тем более, что о фотосессии никто ни разу больше не упоминал, начиная с тех пор, как еще в Англии мы с Валентино подписали контракт. Лично я убежден, что Валентино взял меня на борт, т.к. любил путешествовать в окружении красивых вещей. Возможно, он надеялся, что я стану еще одним очаровательным дополнением, которое украсит его жизнь. Он хорошо обходился со мной, обладал сдержанным чувством юмора, был потрясающе ироничным и умел с шиком организовывать морские прогулки, а я, безусловно, наслаждался грандиозным путешествием. Однако, мне было всего лишь двадцать четыре года, и у меня впереди была целая жизнь. Валентино позволил мне немного попробовать на вкус, каково же это жить на широкую ногу, но всего того, что он показал мне, я хотел достигнуть самостоятельно. Я собирался сам добиться успеха, причем исключительно на своих собственных условиях.
И сегодня я могу с гордостью заявить, что сумел сделать это. У меня есть свой Порше, ради которого я усердно и тяжело работал, пытаясь накопить достаточно, а затем все же купил его; у меня есть свой Мерседес с личным водителем Шоном Эвансом, который является настоящим олицетворением благородства; я владею домом в Штатах, а также домами в Лондоне и Кардиффе. Пока у меня нет своей яхты, но ведь все только начинается. Давайте постучим по дереву!
Когда после путешествия я вернулся в свою квартиру в Лондоне, там меня уже ожидали пакеты, наполненные дизайнерской одеждой, и множество сообщений на автоответчике. Подарки продолжали поступать ко мне в течение еще нескольких недель, причем они становились все более и более невероятными. Так, например, я получил часы Ролекс из специальной лимитированной серии 1959 года, а также несколько других очень дорогих ювелирных изделий. Я пытался вернуть все это обратно, но Валентино отказался их принимать.
Чуть позже в том же году Валентино подарил мне кое-что еще, за что я всегда буду ему благодарен. Кое-что, ставшее для меня более ценным, чем большинство сокровищ мира. Его прощальным подарком оказалась Пенни, мой золотистый кокер спаниель, которая, до самой ее смерти в 2007 году, оставалась главной любовью моей жизни. Пенни принесла мне больше радости и дружеского участия, чем Валентино мог когда-либо даже представить, и за это я искренне говорю ему спасибо.
Кроме того, я должен признать, что и по сей день, если я надеваю голубой костюм, я подбираю к нему коричневые туфли, потому что это классика стиля от самого Валентино.
Однако на этом история еще не заканчивается. Пару лет назад я и мой партнер Скотт Гилл – успешный архитектор и другая любовь всей моей жизни - были приглашены на званый ужин в дом друзей в фешенебельном районе Лондона - Холланд Парке. Напротив нас за стол был усажен красивый загорелый мужчина в возрасте около сорока лет. Вскоре стало ясно, что он явно знает меня откуда- то еще кроме шоубизнеса, да и я тоже понял, что уже видел его где-то прежде.
Наконец, к тому моменту, как нам подали кофе, мужчина вспомнил.
- Разве как-то летом Вы не были гостем Валентино у него на яхте?
-О Боже, да! Вы тоже там были?
- Я Томас, - ответил он, - я был со своим компаньоном, который следовал за TM Blue на собственной яхте.
- Чем же вы занимаетесь сейчас? – поинтересовался я.
- Мой дорогой друг умер несколько лет назад, но у нас с ним было заключено соглашение. Он завещал мне практически все. Его художественные галереи, его яхты и его дома на трех континентах.
Тогда Скотт близко наклонился ко мне и с хитрой усмешкой прошептал.
- Боже, Джон, лучше бы ты его трахнул.
Дополнения к главе 10
URL записиChapter Ten «High Flying Adored» / Глава Десять «Благословенный высокий полет»
читать дальше
Первые мои серьезные гей отношения, не считая скоротечного летнего романа в Оприленде, сложились с парнем по имени Пако Перез-Аревело - испанским танцором фламенко из Кордобы. Когда я познакомился с Пако, он был танцором и помощником танцевального руководителя мюзикла «Матадор», повествующего в балетном изложении о реальном человеке, матадоре Мануэле Бенитезе. Сам же я в этой постановке как раз исполнял роль Матадора. Хореографом мюзикла был Рафаэль Агиляр, один из самых знаменитых хореографов фламенко в мире, который придумал специально для этого шоу танец с участием шестерых танцоров фламенко, изображающих быка. 1. При этом Пако танцевал партию головы быка (и это не метафора – а я вовсе не перемудрил здесь с иносказаниями).
Вообще, первоначально «Матадор» был запущен в 1991 году в Королевском Театре на Шафтсбери-Авеню. К сожалению, он не имел колоссального успеха, если судить об этом по количеству проданных билетов, хотя и получил единодушное признание критиков. Я же настаиваю на том, что мюзикл попросту пал жертвой серьезного кризиса в туристическом бизнесе, который, в свою очередь, был вызван в том году (хотя бы частично) войной в Персидском заливе. В результате все продержалось только три месяца, невзирая даже на хорошие обзоры в СМИ (конечно, я имею в виду шоу, а не войну).
1. В 1992 году Агиляр был награжден как Лучший Хореограф премией Olivier Theatre Award именно за эту его работу в "Матадоре".
Сначала мои отношения с Пако были тайными, по крайней мере я так считал, потому что формально я все еще оставался вместе со своей девушкой (вы ведь не забыли Мерелин?). Однако при этом, мой костюмер Джон Фэйхи – с которым я впервые начал работать во время «Матадора» и которого затем всегда запрашивал для себя всякий раз, как оказывался на Вест Энде – а также моя партнерша по шоу Стефани Пауэрс, большинство остальной команды и, честно говоря, половина Вест Энда знали, что у меня начался роман с Пако. Поэтому я предполагаю, что эти отношения все же не были таким уж большим секретом.
Что же до Мерелин, то мы с ней продолжали регулярно общаться даже несмотря на то, что еще в 1989 году она, как и все мои однокурсники из МУСШ, вернулась в Сан-Диего, чтобы закончить учебный год. Тем не менее, каким-то образом, мы с ней ухитрялись не затрагивать всерьез тему наших взаимоотношений до тех пор, пока однажды днем она не нанесла неожиданный визит ко мне в театр.
В тот самый судьбоносный день мы с Пако примерно в полдень приехали из моей квартирки в Бау в центральный Лондон, чтобы принять участие в дневном представлении. Я только успел повернуть на Вардур-Стрит, как Джон Фэйхи стремительно выскочил из дверей служебного входа и остановил мою машину прямо на углу.
- Мерелин только что приземлилась в аэропорту Хитроу, - задыхаясь, сообщил он, - Она едет, чтобы сделать тебе сюрприз.
Я буквально остолбенел от такого известия и оказался совершенно сбит с толку, а это, нужно заметить, довольно примечательное зрелище, т.к. подобное происходит со мной нечасто. Меж тем Пако с яростью захлопнул дверцу машины и заявил: «Я не могу, нахрен, в это поверить», ну или что-то в таком роде. Дело в том, что он говорил на испанском, поэтому все прозвучало намного более выразительно и драматично.
Затем я бросился вверх по лестнице в гримерную Стефани, рассказал ей о случившемся и взмолился о помощи. Как всегда абсолютно спокойная и решительная она ответила: «Джон, у тебя есть два варианта. Если тебе это необходимо, я могу притвориться, будто у нас с тобой интрижка. Тогда я приду в твою гримерную и немного поиграю в примадонну. Или же ты можешь поступить как мужчина и сказать Мерелин правду».
Я знал, что второй вариант был самым верным, но это вовсе не делало его более легким. Мерилин была моим близким другом, и больше всего я боялся как-то ранить ее или разрушить нашу дружбу. Когда она наконец приехала, я поприветствовал ее с притворным удивлением, а потом усадил на место, отведенное для особых гостей, чтобы она посмотрела шоу. После представления мы отправились поужинать, а затем пошли прогуляться вдоль Темзы. Мы присели на лавочку, я вдохнул поглубже и рассказал ей все начистоту.
Когда же я закончил свою своеобразную исповедь, Мерелин ответила: «Именно поэтому я и приехала, Джон. Я догадывалась о том, что ты гей, и решила, что мы должны обсудить это вместе».
Тогда я крепко обнял и горячо поблагодарил ее, ведь для Мерелин эта поездка наверняка оказалась одним из самых тяжелых путешествий, которые она когда-либо совершала. В то время, когда я счастливо игнорировал сложившуюся ситуацию в объятиях Пако, и впервые начал переживать о встрече с Мерелин лишь после того, как мой костюмер выскочил перед машиной в начале дня - она, со своей стороны, мучительно размышляла об этом в течение долгих месяцев. Затем мы с ней встали со скамейки с великолепным обзором на Темзу и пошли на встречу с Пако ко мне домой, где и устроили большую пижамную вечеринку на троих: мы смотрели фильмы, рассказывали истории, много смеялись и пели.
Вскоре после того, как я разобрался в своих взаимоотношениях с Мерелин и Пако, еще один «бык» продемонстрировал мне свои «рога». И вот его-то взять под контроль оказалось вовсе не так легко.
Теперь объясню по порядку. Когда в театр поступает личный звонок кому-нибудь из актеров, то на него обычно отвечает менеджер на служебном входе, а затем либо сразу же переключает звонящего на гримерную исполнителя, либо уточняет его данные, чтобы потом все-таки соединить или, наоборот, дать отбой. Мой успех в мюзикле «Возможно все» привел к тому, что мною заинтересовалось несколько, скажем так, исключительно восторженных поклонников, поэтому у меня появилась необходимость фильтровать свои входящие звонки. Конечно, меня никогда не преследовали всерьез, но даже двадцать лет назад у меня уже была пара поклонниц, которые вполне могли бы поехать за мной до самого дома, если бы они вдруг заметили, как я сажусь в автомобиль.
И вот, однажды, когда после спектакля я переодевался в свою обычную одежду, на звонок ответил мой костюмер Джон. Он прикрыл трубку рукой.
- Кто-то звонит тебе от имени м-ра Гаравани, Джон. Ты будешь с ним разговаривать?
Я абсолютно не представлял, кто бы это мог быть, но раз звонящий оказался достаточно настойчивым и смог убедить менеджера, распределяющего звонки, то я тоже решил ответить.
- Вчера вечером м-р Гаравани видел Ваше шоу, и он буквально влюбился в него, - произнес голос с итальянским акцентом, - Он хотел бы встретиться, чтобы обсудить возможные деловые предложения для Вас.
- Я польщен этим, - сказал я, - но, к сожалению, совершенно не знаю кто такой м-р Гаравани.
- М-р Гаравани – дизайнер. Может быть Вам больше знакомо его имя? Валентино.
Я считаю, что представить Валентино просто как дизайнера, это все равно, что назвать Сондхайма просто поэтом-песенником, а Шекспира просто писакой-любителем. Поэтому, конечно же, я знал это имя и – да, о, да!- я ответил, что буду рад встретиться с ним. В течение следующих нескольких недель Валентино регулярно лично звонил мне в гримерную и, в конце концов, он рассказал о поводе для нашей встречи. Он объяснил, что посчитал меня идеальной моделью для своей новой линии мужской одежды, которую он назвал «Оливер». Так не могли бы мы встретиться, чтобы обсудить все поподробнее?
Еще начиная с шестидесятых годов Валентино одевал богатых и знаменитых, таких как Элизабет Тейлор, Джеки Кеннеди Онассис, Джулия Робертс и Гвинет Пэлтроу. Его имя было и все еще остается синонимом королевского стиля, а сам он вращается среди принцев и принцесс, которые к тому же являются его постоянными клиентами. В начале девяностых Валентино уже был общепризнанным властелином высокой моды и королем среди ценителей нетрадиционного искусства. Мне же в то время исполнилось только двадцать четыре года и «мальчик из ниоткуда» 2. во мне более чем чуть-чуть трепетал перед этим человеком и его достижениями.
2. До сих пор моя самая любимая песня из «Матадора».
Меж тем, Пако оказался совсем не рад нашим разговорам и совершенно не разделял мое воодушевление по поводу этой встречи, но, тем не менее, я дал на нее свое согласие. Мы договорились, что я приеду в дом Валентино в центральном Лондоне - в великолепное поместье, расположенное в элитном районе Найтсбридж. Когда я туда прибыл, то был встречен дворецким, препроводившим меня затем в гостиную, которую я могу описать только как что-то среднее между залом во Дворце Версаля и галереей в каком-нибудь музее. Вцелом же обстановка комнаты была очень далека от моего личного вкуса, т.к. сам я больше тяготею к модерну с его плавными линиями и приятными текстурами, но бросающаяся в глаза роскошь Валентино все же произвела на меня неизгладимое впечатление.
Когда Валентино наконец вошел в гостиную, он был безукоризненно одет, его светло-русые волосы великолепно уложены, а сам он весь казался воплощением Старого Света и изысканности. При этом я был удивлен, насколько невысоким он является в действительности, по сравнению с тем, как выглядит на фотографиях в журналах, но присущее Валентино величие вскоре заставило меня позабыть об этом первом впечатлении. Его манеры были безупречны, а обхождение учтиво и галантно. Во время нашего разговора я ощущал себя так, словно чей-то отец решил разузнать обо мне побольше перед началом выпускного бала, или как будто – это будет более верное определение – некий старомодный джентльмен испытывал меня, прежде чем позволить мне сблизиться со своей дочерью или сыном. Пока я медленно пил воду из хрустального бокала, Валентино расспрашивал меня о моей жизни, о планах на будущее и о том, чего бы я хотел достичь как исполнитель. И хотя он не делал записей, со временем я понял, что все мои ответы он слушал очень и очень внимательно.
Несколько недель спустя, после череды щедрых подарков, присланных в мою гримерную в Королевском Театре, Валентино связался с моим тогдашним агентом Джереми Конвеем и поинтересовался о возможности нанять меня в качестве модели для его новой модной коллекции «Оливер». Представитель Валентино объяснил Джереми, что меня буду ждать так скоро, как только это возможно для участия в фотосессии, которая будет проведена на личной яхте Валентино - TM Blue One, во время двухнедельного круиза по Средиземному морю. Согласен ли я или мне нужно еще подумать? Джереми уточнил у меня. О, конечно же, я сначала подумал! Наверное, целых полторы минуты.
Время «Матадора» подходило к концу, и я уже запланировал свою поездку домой в Штаты, чтобы навестить родителей после того, как шоу закончится, но сразу же после этого я согласился отправиться прямиком в Рим. Я едва мог поверить в происходящее! На тот момент стать моделью Валентино было для меня немалым профессиональным достижением, и я был невероятно всем этим польщен.
Валентино оплатил все мои расходы на дорогу, поэтому совершая международный перелет в Рим я впервые путешествовал первым классом. Тем не менее, с той самой секунды, как наш самолет поднялся в небо и устремился в сторону Атлантики, я знал, что мое путешествие будет не из приятных. Фактически, даже и по сей день, этот полет остается одним из самых ужасных в моей жизни. Ведь даже во время виражей на Ястребе у меня в запасе были простое устройство для катапультирования и поддержка от красивого пилота, болтающего со мной по внутренней связи. Здесь же вместо них меня ожидала турбулентность, ставшая настолько сильной, что бортпроводники даже прекратили обслуживание пассажиров. Это произошло после того, как одного из них подбросило и ударило о салон самолета, в то время как нас накрыл и начал болтать из стороны в сторону серьезный шторм. Все было настолько плохо, что я мог слышать, как воздушные потоки грохочут и бьются за бортом самолета. Если же кому-то из экипажа все же требовалось пройти по проходу между креслами, то он или она были вынуждены крепко цепляться за сидения, пока пошатываясь пробирались в нужном направлении.
В итоге я искренне поверил в то, что мне пришел конец. Я даже начал набрасывать предсмертную записку для своей семьи, т.к. бумага, конечно же, всегда остается совершенно невредимой после крушения самолета. Я сам довел себя до абсолютнейшего гребанного умопомрачения! Позже я узнал, что траектория нашего полета тогда следовала по самому краю урагана Эндрю, одного из самых жестоких ураганов в истории США. К тому времени, как я прибыл в Рим, я уже был полностью опустошен и все, что я хотел на тот момент, так это отправиться домой, свернуться калачиком в постели и плакать навзрыд, словно ребенок, в течение нескольких часов. Вместо этого я был вынужден пересесть на еще один чертов самолет! Он доставил меня на остров Сардиния, где я и поднялся на борт яхты Валентино.
После того, как я лично наблюдал неслыханную роскошь лондонского дома, я должен был бы быть намного лучше подготовлен к тому, что представляет собой яхта Валентино - TM Blue One, которую он назвал в честь своих родителей – Терезы и Марио. Тем не менее, я воображал себе просто некое судно с мачтой, что-то наподобие тех яхт, которые обычно можно увидеть во время морской регаты в Коусе. В действительности же это оказался изысканный и шикарный 150-футовый лайнер, похожий на корабль из сериала «Лодка любви», но только значительно лучше. Когда я ступил на его палубу, красивый и облаченный в элегантную униформу экипаж судна поприветствовал меня, а один из стюардов Валентино преподнес мне прекрасные наручные часы марки Bvlgari, с выгравированными на них инициалами TM Blue. Он объяснил, что каждый из гостей яхты всегда получает в подарок такие часы.
После этого на палубе появился сам Валентино и любезно поздоровался со мной. Затем он проводил меня к моей каюте, одной из множества на яхте, где и познакомил меня с моим личным юнгой – поверьте, я вас вовсе не разыгрываю – чье имя я так и не смог запомнить, т.к. парень сам по себе оказался слишком впечатляющим. Давайте будем называть его Хулио. Хулио открыл платяной шкаф, находящийся в каюте, и я увидел, что тот под завязку забит костюмами, рубашками и спортивными комплектами, причем все они были моего размера, а также тех расцветок и стилей, которые я предпочитаю. Я ведь уже упоминал, что во время нашей первой встречи в его лондонском доме Валентино слушал меня очень и очень внимательно?
Итак, путешествие всей моей жизни началось. С некоторым облегчением я обнаружил, что был на яхте не единственным гостем. На борту также присутствовали супермодель Клаудиа Шифер со своим тогдашним бойфрендом, Джанкарло Джиаметти – старинный друг, деловой партнер и бывший любовник Валентино, а также парочка принцев и принцесс в изгнании. Я думаю, что все они были из Болгарии. Кроме того, на яхте оказалось несколько молодых людей, которые, по всей вероятности, путешествовали в качестве компаньонов для еще одного или двух пожилых мужчин.
Лайнер шел курсом через Средиземное море от острова Сардиня до Крита, а затем на север вдоль итальянского побережья Амальфи. Каждое утро я рано поднимался с постели и завтракал вместе с Джанкарло, о котором, честно говоря, у меня даже возникли небольшие фантазии. Затем целый день я загорал на верхней палубе с Клаудиа, нырял с платформы для купания, летал на буксировочном парашюте, плавал в море с маской и трубкой, да и вообще вовсю наслаждался жизнью. При этом никаких фотографов, фотокамер, гримеров или же руководителя фотосъемок в приделах видимости вовсе не появлялось... Кроме того, я названивал своей семье по спутниковому телефону, т.к. был не в силах устоять от соблазна похвастаться перед Кэрол, признанной пловчихой нашей семьи, своими развлечениями на Средиземном море или устроить моему отцу беседу с Клаудиа, пока мы с ней принимали солнечные ванны на палубе.
По вечерам вся наша компания собиралась вместе, чтобы поужинать. При этом каждый раз к нам присоединялся богатый друг Валентино, которому помимо всего прочего, принадлежало несколько художественных галерей в Париже и Риме. Днем же он следовал за TM Blue на своей собственной роскошной яхте, на которой жил вместе с сестрой и молодым очаровательным компаньоном Томасом.
В эти дни ужин зачастую был единственным временем, когда я мог пообщаться с Валентино. Специальные автомобили с приоткрытыми дверцами заранее выстраивались в линию на пристани, ожидая того, что мы, возможно, решим сойти на берег, чтобы отужинать. Если же этого не происходило, то яхта пришвартовывалась у лучшего из свободных причалов, и мы принимали пищу прямо на палубе, развалившись во время ужина на шикарных белых диванах. При этом во многих портах, в которые мы заходили, мы словно превращались в животных, выставленных на обозрение в зоопарке. Дело в том, что как местные жители, так и туристы сразу же узнавали TM Blue и устремлялись на причал, чтобы таращиться на нас, пока мы ели. Конечно же, никто не смотрел лично на меня, т.к. я был никому не известен, но зато абсолютно все знали Валентино, а он, в свою очередь, махал в ответ тем, кто приветствовал его. Клаудиа тоже была узнаваема, и точно также проявляла любезность в перерывах между кусаниями и глотаниями.
В течение же дня Валентино обычно держал дистанцию, иногда отправляя через Джанкарло записочку для меня, подписанную сокращенным «Вал», или же посылая ко мне стюарда с каким-нибудь напитком или лакомством от «Вала». Тем временем вторая неделя нашего путешествия уже подходила к концу, а никаких признаков фотографов и фотографий так и не появилось. Если, конечно, не считать моментальных снимков, которые мы с Клаудиа сделали самостоятельно, точно так же, как их делают любые отдыхающие. При этом я ощущал себя так, словно каким-то образом совершил путешествие ко двору средневекового короля, а все эти посредники были продиктованы принятыми там правилами этикета, а также позволяли от имени и по поручению монарха удостовериться, что я всем доволен и хорошо провожу время. Тем не менее, Валентино всегда настаивал на том, чтобы во время ужина я садился возле него, чем постепенно начал доводить меня до бешенства. Дело в том, что пока мы ели, он мог вдруг поправить мне воротник или наклониться и растрепать мои волосы, но хуже всего бывало тогда, когда он решал прикоснуться к моей шее.
Арррр! Вы ведь уже знаете, что я чувствую при этом.
Меж тем в моей каюте стали обнаруживаться очень щедрые подарки. Первыми были пара прекрасных серебряных запонок. Затем, однажды он поднялся на верхнюю палубу, где мы все отдыхали после плавания, и преподнес мне большое распятие, инкрустированное бриллиантами и сапфирами. При этом он объяснил: «Я наблюдал за тем, как ты плаваешь и заметил, что твои глаза сияют, словно сапфиры, даже в синеве моря».
Вообще, если вы хоть что-то знаете о Валентино, то должны знать и о том, что как кутюрье он предпочитает красный, но его персональные цвета – это синий и голубой. Яхта была полностью заполнена этими цветами во всем многообразии их оттенков: подушки, обивка мебели, полотенца и постельные принадлежности - все вокруг было синим или голубым, включая наряды самого Валентино.
Ближе к концу нашего отдыха даже для меня, конечно же, стало очевидно, что я находился на яхте вовсе не ради какой-либо модной коллекции, тем более, что о фотосессии никто ни разу больше не упоминал, начиная с тех пор, как еще в Англии мы с Валентино подписали контракт. Лично я убежден, что Валентино взял меня на борт, т.к. любил путешествовать в окружении красивых вещей. Возможно, он надеялся, что я стану еще одним очаровательным дополнением, которое украсит его жизнь. Он хорошо обходился со мной, обладал сдержанным чувством юмора, был потрясающе ироничным и умел с шиком организовывать морские прогулки, а я, безусловно, наслаждался грандиозным путешествием. Однако, мне было всего лишь двадцать четыре года, и у меня впереди была целая жизнь. Валентино позволил мне немного попробовать на вкус, каково же это жить на широкую ногу, но всего того, что он показал мне, я хотел достигнуть самостоятельно. Я собирался сам добиться успеха, причем исключительно на своих собственных условиях.
И сегодня я могу с гордостью заявить, что сумел сделать это. У меня есть свой Порше, ради которого я усердно и тяжело работал, пытаясь накопить достаточно, а затем все же купил его; у меня есть свой Мерседес с личным водителем Шоном Эвансом, который является настоящим олицетворением благородства; я владею домом в Штатах, а также домами в Лондоне и Кардиффе. Пока у меня нет своей яхты, но ведь все только начинается. Давайте постучим по дереву!
Когда после путешествия я вернулся в свою квартиру в Лондоне, там меня уже ожидали пакеты, наполненные дизайнерской одеждой, и множество сообщений на автоответчике. Подарки продолжали поступать ко мне в течение еще нескольких недель, причем они становились все более и более невероятными. Так, например, я получил часы Ролекс из специальной лимитированной серии 1959 года, а также несколько других очень дорогих ювелирных изделий. Я пытался вернуть все это обратно, но Валентино отказался их принимать.
Чуть позже в том же году Валентино подарил мне кое-что еще, за что я всегда буду ему благодарен. Кое-что, ставшее для меня более ценным, чем большинство сокровищ мира. Его прощальным подарком оказалась Пенни, мой золотистый кокер спаниель, которая, до самой ее смерти в 2007 году, оставалась главной любовью моей жизни. Пенни принесла мне больше радости и дружеского участия, чем Валентино мог когда-либо даже представить, и за это я искренне говорю ему спасибо.
Кроме того, я должен признать, что и по сей день, если я надеваю голубой костюм, я подбираю к нему коричневые туфли, потому что это классика стиля от самого Валентино.
Однако на этом история еще не заканчивается. Пару лет назад я и мой партнер Скотт Гилл – успешный архитектор и другая любовь всей моей жизни - были приглашены на званый ужин в дом друзей в фешенебельном районе Лондона - Холланд Парке. Напротив нас за стол был усажен красивый загорелый мужчина в возрасте около сорока лет. Вскоре стало ясно, что он явно знает меня откуда- то еще кроме шоубизнеса, да и я тоже понял, что уже видел его где-то прежде.
Наконец, к тому моменту, как нам подали кофе, мужчина вспомнил.
- Разве как-то летом Вы не были гостем Валентино у него на яхте?
-О Боже, да! Вы тоже там были?
- Я Томас, - ответил он, - я был со своим компаньоном, который следовал за TM Blue на собственной яхте.
- Чем же вы занимаетесь сейчас? – поинтересовался я.
- Мой дорогой друг умер несколько лет назад, но у нас с ним было заключено соглашение. Он завещал мне практически все. Его художественные галереи, его яхты и его дома на трех континентах.
Тогда Скотт близко наклонился ко мне и с хитрой усмешкой прошептал.
- Боже, Джон, лучше бы ты его трахнул.
Дополнения к главе 10