Теперь спросите меня: в чём счастье на земле? В познании (с) К.С. Станиславский
Название: Замри!
Фандом: Чёрная лагуна
Автор: Фееслеш
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Иван/Маркос
Жанр: POV, ангст
Размер: миди, на данный момент 8464 слова
Тайминг: первые четыре сезона
Дисклеймер: персонажи не мои, Иван так точно свой собственный
Предупреждение: содержится частичное AU
Статус: в процессе написания
Описание: Ивану всегда было что скрывать. С недавних пор секретов стало больше
Глава первая. Миллион и одна маска.Глава первая. Миллион и одна маска.
Иван был крутым. Да, крутым, по-настоящему крутым, а не как те качки со старших курсов, щеголяющие фразами «эй, детка» и «забегай вечером ко мне, я договорился, к нам не заглянут». Ивану не приходилось кривляться или изображать из себя кого-то ещё, чтобы произвести впечатление. Хотя, свои козыри у Ивана, конечно, были. Он не беден, вполне ничего внешне, ну и, конечно, уверен в себе, уж на это-то все ведутся.
Вот только, к великому сожалению, не бывает ничего идеального. Был у Ивана один «пунктик», эдакий криптонит для Супермена. Это его способность к полному и мгновенному оцепенению. Наверное, здорово звучит, хоть фантастический фильм снимай. «Отмороженный Иван», блокбастер года, детям вход только с родителями. «Спецэффекты отличные» - «Да ну, книга лучше» - «Да, и актёр перестарался, видели бы вы Ивана!»
Да-а, видели бы вы Ивана… Даже животным, при опасности, инстинкт самосохранения приказывает убежать как можно быстрее. А вот тело Ивана реагирует на адреналин гораздо оригинальнее – зачем что-то делать, если можно просто замереть и не делать ничего?
Неожиданно с громким лаем выбежала собака? Иван – камень. Обратила внимание самая классная девчонка в школе? Иван – дерево. Учитель вызвал к доске? Иван прирос к стулу и может только беспомощно моргать. Это как игра – «преврати Ивана в ледышку». Победитель сможет гнобить его до скончания веков.
Странно, конечно, что никто ещё об этом не узнал. Как-то получалось шестнадцать лет скрывать эту свою «суперспособность» (согласитесь, так звучит лучше, чем «слабость»?) даже от лучших друзей, от девушки, даже от собственного отца. Хотя, последнего можно исключить из списка, да и убрать слово «даже», ну да ладно, речь не о том.
Всё дело во времени. И ещё в мозге, да, точно, в мозге. Если бы он только не отключался в этот момент, тогда можно было бы контролировать хотя бы время. Иван давно понял: чем сильнее он напуган, тем дольше он не может сдвинуться с места. Тут же на ум пришёл тот тонущий парнишка, но Иван тут же выбросил это из головы, как делал каждый раз, когда вспоминал, как стоял, вцепившись в каменную стену, наблюдал за тем, как его одноклассники носятся по пляжу, и боялся, что хоть кто-то увидит его сейчас, перепуганным, ничего не соображающим, совершенно беспомощным. «Парня спасли, - в очередной раз повторил он себе. – Парня спасли. Всё обошлось». Ни о каких «если бы» думать не хотелось.
Единственный прогресс был в том, что Иван научился различать разные степени оцепенения в разных ситуациях. С девушками оно обычно бывает самым слабым и Иван очень надеялся, что так оно и будет. В таких случаях ступор длится не больше двух секунд и Иван быстро приходит в себя, включая обаяние на полную мощность, заставляя в свою очередь цепенеть девушек. Самым же сильным оцепенение бывает в ситуациях, когда ему угрожает настоящая опасность. Опаснее даже отца с занесённой для оплеухи рукой (сказано же, никакого «отца», никаких «даже»!). В такие моменты Иван не может пошевелиться секунд десять, хотя время, конечно, относительное. Не так-то просто высчитывать секунды, когда летишь со склона на лыжах, а перед тобой из ниоткуда возникает стена. И вроде бы понимаешь, что ещё есть возможность свернуть, но в тот же миг приходит осознание – вот она, высшая степень, полнейшее и стопроцентное одеревенение. Остаётся только молиться, чтобы всё закончилось с как можно меньшим количеством переломов.
…Хотя, конечно, рука на перевязи добавляла бонусы в виде повышенного женского внимания…
Но так или иначе, каждый раз на то была причина. Ну, на эту самую «заморозку». Да вот только этот идиот-новичок со своей малявкой-сестрой никак не мог этой причиной быть.
Маркос, так его зовут. Нытик и директорский подхалим. Боже правый, как будто до этого проблем было мало!
Вот уж что-что, а при нём цепенеть не хотелось («ха, как будто хоть когда-то хотелось!»). Слишком глупо, слишком унизительно, слишком… Странно? На девчонку Маркос не походил (разве что характером, хе-хе), на лающую собаку тем более. Скорее уж на полного идиота.
***
«Нет, только не сейчас! Вот подфартило так подфартило… Так и будешь, как дурак стоять с футболкой в руках? Отомри уже, на тебя скоро коситься будут! Ну давай, мозг, дай хоть шаг сделать! Всё спокойно, никакой опасности нет, нужно только подойти и сказать новичку пару приветственных слов, что угодно, да хоть… Про сумку. «Эй, твои предки прислали тебя сюда, чтобы избавиться от такой уродливой сумки, или от такой уродливой рожи?» Нет, сильно длинно и прямо, надо же что-то и на будущее оставить. Господи, на кого я похож, стою и придумываю что сказать, как будто девчонку на свидание зову, честное слово! Давай, Иван, мастер экспромта, действуй!»
- По ночам будешь плакать и звать папу с мамой, или привёз соску?
***
- Эй, Иван, ты чего встал как вкопанный? А, там этот новичок, как его, Маркос? Готов поспорить, у вас сейчас в голове очередной гадский план, да, мистер Злодей?
- Что? А, план… Да, да, план… А на что будем спорить?
***
Грязная игра, очень грязная. Иван понимал, что зашёл слишком далеко, да только азарт от этой игры не давал останавливаться ни на секунду. Он недооценил Маркоса с самого начала, он не был той мышкой, которую можно задушить, поиграв с ней перед этим. Он больше был похож на быка, участвовавшего в корриде, поэтому Ивану приходилось не только махать красной тряпкой, но и успевать быстро уворачиваться.
Ивана перестали понимать даже лучшие друзья, всё чаще он слышал «Да отстань ты уже от Маркоса, что он тебе такого сделал?» Иван в таких случаях просто огрызался, зная, что они всё равно не понимают самого главного.
Стычки с Маркосом стали для Ивана первым и пока единственным лекарством от оцепенения.
Это открытие поразило Ивана в самый первый день, когда он ляпнул что-то о родителях Маркоса. Точнее, это было просто незначительное событие, а вот понимание пришло гораздо позже, но когда пришло, Иван почувствовал, как будто его ударили чем-то тяжёлым. Он САМ смог выйти из оцепенения, более того, в процессе он ДУМАЛ. Обычно в такие моменты мозг просто отключался, переставал функционировать, как и мышцы тела. В этот же раз Ивану почти удалось удерживать контроль над этим состоянием. Осталось только понять, от чего это зависит и можно ли в таком случае избавиться от ступора навсегда?
Ответ на первый вопрос не заставил себя долго ждать, да и тренировочную грушу искать не пришлось. Маркос идеально подходил для экспериментов. Иван уже понял: чем сильнее и ярче реагировал на его выпады Маркос, тем легче и свободнее становилось самому Ивану. Проблема была в том, что на обычные подколки Маркос не реагировал, только отмалчивался, отворачивался, максимум – мог уйти. Иван целыми днями посвящал себя мыслям о самых болезненных точках души Маркоса, о том, как его можно довести до состояния гнева, вывести на всплески настоящей ярости. Помахать красной тряпкой, вонзить шпагу, увернуться, снова махать тряпкой. И так до победного конца. Или пока не наткнёшься на рога…
***
А ещё планы иногда рушатся.
Например, когда противник начинает действовать твоими же методами. Конечно, этого следовало ожидать, это логично, да только когда разум заполняет азарт, логика отходит на второй план.
У Ивана тоже были свои болевые точки. Не сказать, что Маркос нащупал самую болезненную, но то, что она вполне ощутима, это точно.
Хотя на предавшую Каролину злиться не хотелось. К ней вообще исчезли какие-либо эмоции, как будто в отделе мозга, который отвечает за чувства, отключили рубильник. После того, как Иван самым натуральным образом застукал сладкую парочку в колодце, Каролина стала просто когда-то принадлежащей ему вещью, которую Маркос осмелился нагло отобрать и присвоить себе. Ну, как ручка, или ботинок, ну или, в крайнем случае, сотовый телефон. Ведь когда у тебя крадут телефон, глупо же винить в этом сам телефон, верно?
А ещё был очень отвлекающий эпизод. Про себя Иван его называл «сценой на крыше». И не случайно, когда он думал об этом, в голове возникали такие слова, как «сцена», «эпизод». Потому что «случаем» или «ситуацией» это назвать как-то не получалось, всё происходило как будто в каком-то фильме. Ивану то и дело казалось, что вот-вот откуда-нибудь режиссёр крикнет «стоп», камеры отъедут, ассистенты отвяжут от него страховочный трос, а исполнитель роли Маркоса возьмёт в руки лист со сценарием, чтобы свериться с какими-то моментами. Небо казалось куском фанеры, солнце – софитом, а крыша под ними как будто состояла из кусков плотного картона, раскрашенного умелыми декораторами под черепицу.
Если всё, что было раньше, можно было охарактеризовать только словом «странно», то произошедшее на крыше было слишком правильным. Как будто мордобой в столовой отделяло от дружеской беседы только болтание конечностями на расстоянии нескольких метров от земли. Чувствуешь опору под ногами – и забываешь все язвительные комментарии на свете. Грёбаная черепица выскальзывает из-под ног – и ты из главного кинозлодея превращаешься в положительного героя, любимца детей и бабушек. Хотя, нет, скорее из должности главного героя превращаешься в «ту-его-тупенькую-подружку-которая-всё-время-попадает-в-передряги-и-которую-всё-время-приходится-спасать».
Это было его самое долгое оцепенение в жизни. Оцепенение, в котором он мог говорить, двигаться и в целом выглядеть адекватно, но не мог ничего контролировать. Самое правильное?
***
Публика требовала проявлений горячей ревности, и Иван это предоставлял. Он хотел быть логичным, чтобы вернуть то ощущение правильности. В передачах про животных так говорят, когда самец уводит самку у другого самца, между ними происходит борьба. Просто так надо. Ни один лев, волк, или даже суслик не сядет с самцом-конкурентом рядышком, чтобы обсудить, как дела на их территориях. А если самец упустил самку и не борется за неё, значит он слабак, не выживет ни его род, ни его племя, ни он сам. Так говорят в передачах.
Иван не был слабаком. Иван же был крутым, помните? А раз уж ты назвался крутым, будь добр, действуй как тот суслик из передачи.
***
Ломать дверь к чёртовой матери! Ломать стену, проламывать молотком всё, что только можно! Когда выплёскиваешь энергию, легче справиться с подступающим оцепенением. Драка, как оказалось, лучше всего помогает. Даже если бьют тебя.
Сложнее пытаться попасть молотком по стене, а не по чьей-то башке рядом.
- Ты что, дурак? Хочешь убить меня?
- Это в твоём духе?
Иван размял плечи, пытаясь согнать остатки мышечных зажимов. Это была его первая настоящая победа над оцепенением, но радости не ощущалось. Честно говоря, он об этом просто не думал. Было жарко.
- Бить в цель, пока не получишь желаемое.
Все мышцы свободны, мысли тоже. Это было нечто противоположное оцепенению. Ивана ничего не сдерживало, он как будто только что этим самым молотком раздробил все свои внутренние барьеры. Жарко.
- Иван, единственное чего я хочу, это узнать правду, скрытую за этой стеной. – Маркос, искренняя открытая душа, он говорит напрямую и не подозревает, что в его словах можно разглядеть что-то ещё, разбивающее последние остатки самоконтроля.
- За кого ты меня принимаешь, Маркос? Ты здесь из-за девушки. Я советую выбросить её из головы, иначе мне придётся тебе помочь. – Иван про себя радовался, что его бред больше никто не слышит. Потому что только такая дубина, как Маркос, может всё ещё думать, что причина в девушке. Голос срывается, дыхание тоже, а этот идиот, этот долбаный придурок всё ещё считает, что причина в девчонке.
- Можешь делать со мной что хочешь. Это тебе не поможет. – Маркос, говоря это, убийственно серьёзен, а Иван из последних сил сдерживает рвущийся наружу истерический смех. Маркос сам не понимает, о чём просит. Возможно, он даже думает, что ведёт осмысленную беседу. И уж точно не замечает, как стены колодца вокруг них сжимаются всё плотнее и плотнее.
- Потому что единственное, что по-настоящему важно – это то, чего хочет она.
А боль в руке отрезвляет. Стены колодца вернулись на своё место, вода перестала бурлить под ногами, а ещё неожиданно оказалось, что там жутко холодно. Иван мечтал покрыться ледяной корочкой и оцепенеть уже в прямом смысле этого слова. Как бы он ни ненавидел это ощущение, но то, противоположное ему, было куда опаснее. Врачи говорят, что такое случается, когда хочешь самого большого идиота на планете.
***
После произошедшего в колодце, все как будто разом заговорили с Иваном на другом языке. Он больше не понимал, чего от него хотят, зато понимал, чего от него ожидают, поэтому и продолжал изображать обычного Ивана, но скорее по инерции, благодаря выработанным годами тренировкам. Он уже не был крутым, да и не хотелось. Сейчас, как никогда раньше, хотелось снова стать ребёнком и вдоволь покричать, потопать ногами, закатывая одну плаксивую истерику за другой.
Самое мерзкое – это сочувствие. «Давай, парень, держись», «Ты только не переживай», «Ты ещё скучаешь по ней?». Но ещё более мерзким было им подыгрывать. «Стараюсь», «Да всё нормально, переживу», «А она скучает?». Изображать, что ему есть хоть какое-то дело до всей этой мелодрамы, а ещё того, что творится в этой идиотской школе. Хотя, последнее было проще, это хотя бы захватывало и помогало отвлечься.
Однажды Иван всё-таки прокололся. Завалился на очередном глупом вопросе про Каролину, хотя уже должен был к этому привыкнуть. Тщательно сдерживаемые злые слёзы чуть было не разрушили все его внутренние стены, которые он почти отстроил после произошедшего в колодце. Викки тогда подумала, что это он из-за Каролины, это было вполне предсказуемо и поэтому обиднее вдвойне. Иван ненавидел противоречия, но здесь было именно оно: до дрожи бесило осознание того, что его окружают сплошные идиоты, но именно это и спасало его от позора.
***
Все их диалоги с Маркосом Иван разделял на правильные и неправильные. Неправильные происходили на публике. Иван больше не производил этих детских аналогий с корридой, теперь это больше напоминало шоу, концерт по заявкам. И что самое странное, Маркос это как будто понимал. Этот человек, который не понимает ничего на свете, вдруг понял, что является звездой арены, и он отлично отыгрывал эту роль. Тот режиссёр, ну, с крыши, был бы доволен. Иван придумал определение «чувствовать врага». За время их настоящего, не фальшивого, противостояния, они узнали друг друга так, как не знают даже самые лучшие друзья. Они могли просчитать шаги соперника на сто ходов вперёд, а каждый из соперников знал и это тоже. Да вот только теперь все эти перепалки, сцены, яростные взгляды, всё было так красиво, идеально сыграно, но при этом совершенно, безупречно неправильно.
Наедине всё было правильно, оттого легче, но в то же время тяжелее (снова противоречия, Иван ненавидел противоречия!). Так, например, было, когда их кто-то запер в бывшем кабинете Альфонсо. Взломать замок не представлялось возможным, но паника относительно быстро сменилась покорным ожиданием помощи. Иван же, поддавшись снова разыгравшемуся воображению, то и дело бросал взгляд на дверь, пытаясь найти тот гвоздь, на который они с Маркосом при входе повесили свои будничные маски.
Вот Маркос, забыв про разбитую в недавней драке губу, впаривает что-то про Каролину. Наверное, извиняется. Иван не мог сказать наверняка, происходящее больше напоминало какой-то психоделический сон, из которого после пробуждения забываешь все детали, с трудом вспоминая лишь основные моменты. А вот и маска Маркоса висит на двери, в ней легко угадывается агрессия и протест. Маска очень тонкая и почти прозрачная, ничего не скрывающая, зато настолько твёрдая, что пробить её невозможно ни одним молотком. Разве что если хозяин добровольно её снимет, как сейчас.
Проведя ту же аналогию с самим собой, Иван усмехнулся. Его маскам гвоздя бы не хватило. Они беспорядочно валялись бы вокруг, захламляя всё свободное пространство. Самых разных цветов, размеров, материалов, в самом широком спектре настроений. Начиная с той первой, крутой, заканчивая той, которую Иван даже сняв, постарался спрятать в куче других - маской вожделения. Она была некрасивой и немного отталкивающей, хоть и не пугающей. Она всегда была в самом низу, под всеми остальными масками, поэтому Иван мог позволить себе остаться в ней только тогда, когда был наедине с собой и знал, что его никто не потревожит. Нетрудно понять, что в пансионе даже после отбоя остаться в полном одиночестве было более чем проблематично. Поэтому в основное время маске приходилось прятаться под всеми остальными, лишь изредка, в некоторых особых моментах напоминая о себе, легко, но ощутимо сдавливая и путая мысли.
Тем не менее, сейчас на Иване не было и её. Это смущало, как и подозрение, что это не укрылось от взгляда Маркоса. Но то первоначальное ощущение правильности происходящего всё сглаживало. Как будто не их друзья сейчас находились в смертельной опасности в странном лабиринте, пока они тут беззаботно беседовали.
- Мы квиты, - вспомнил Иван. – Ты спас меня, а я тебя.
- Как будто могло быть по-другому, - фыркнул Маркос и оглядел комнату, как будто поддержав фантазию Ивана о масках.
- Могло, - упрямо сказал Иван. – Там, на крыше. Одно секундное замешательство, приди ты…
- В оцепенение?
Маркос всегда был самым непонятливым идиотом на свете. Но, как оказалось, не все его шаги можно просчитать на сто ходов вперёд.
Фразу Иван не договорил, не было смысла. Вот так вот сидеть плечом к плечу и наслаждаться тишиной, стараясь не думать о том, что происходит там, в подземных ходах – в этом смысл был. Не хотелось это портить ни единым звуком
- Иван, а если…
- Давай не сейчас?
- Давай сейчас?
***
«Они спаслись, - в очередной раз повторил Иван себе. – Они сами смогли найти выход из лабиринта». Ни о каких «если бы» думать не хотелось. Особенно не хотелось думать о том, что было бы, если бы их с Маркосом нашли в кабинете чуть раньше.
***
Всё когда-нибудь заканчивается. Заканчивались даже мировые войны. А уж противостояние «Иван vs. Маркос» с самого начала ни к чему не вело. Ну или к тому, к чему оно всё-таки привело. Ни в каких шоу больше не было необходимости. Хотя, конечно, в том, чтобы носиться по школе, держась за руки, необходимости тоже не было. Между сторонами заключилось перемирие. Довольно приятное, надо сказать.
Иван не мог вспомнить, что его тогда занесло в подвал того кабинета, в котором всё закончилось (а потом ещё несколько раз заканчивалось). Поднявшись на тайный чердак, он почувствовал уже подзабытое, но такое до боли знакомое ощущение, когда мышцы перестают слушаться, а мозг – работать. Больно было даже моргать. Оцепенев до кончиков ногтей, он наблюдал за самозабвенным поцелуем Маркоса и Каролины. Побывав на месте обеих сторон, Иван прекрасно себе представлял, что чувствуют оба, и даже знал, кому отдаёт предпочтение.
Ничего не заканчивалось.
Глава вторая. Во всём виновата Паула.Глава вторая. Во всём виновата Паула.
В этот раз оцепенение действовало выборочно, поэтому мозг не работал гораздо дольше, чем тело. Озарение, что он уже давным-давно идёт по лесу, пришло поздно, имя же «Мануэла» пришло в голову только тогда, когда он доехал до знакомой школы. Лучше б не доезжал…
Секс желаемого удовлетворения не принёс (с недавних пор Иван вообще ощущал себя моральным импотентом), а уж последовавшие за ним новости тем более.
Естественно, никуда он Мануэлу брать не собирался, уж в этом-то он был настолько неискренен, что сам удивлялся, как ему можно было верить. А если уж быть совсем честным, то в глубине души он всё же хотел вернуться в «Лагуну», хоть никогда бы не признался об этом вслух. Причин много, но в них явно не входила та мистическая хренотень, что там творилась. Скорее, эта самая хренотень была причиной его психоза, когда вернуться всё же пришлось.
А, ну да. Каролина, Маркос, Маркос, Каролина. Вечный треугольник, никак не желающий превращаться в прямую.
Как же вовремя пришлись проблемы дорогого папули!
***
Иван придавал большое значение своей зоне комфорта. И оцепенение, происходящее тогда, когда он оттуда выходил, было не последней тому причиной. И даже не предпоследней.
С Каролиной было комфортно на публике, но некомфортно наедине. С Маркосом – наоборот. Простое уравнение, решение которого позволило бы разобраться с чёртовым треугольником. Геометрия плавно перешла в алгебру. Например, после возвращения в «Лагуну», моменты наедине с Маркосом можно было бы приравнять к нулю. Но что из этого можно назвать неизвестным? После всего произошедшего, Иван мог с полной уверенностью утверждать, что он сам и есть чёртов икс.
Но не всё было так грустно. Иван придумал что-то наподобие игры, которую можно было бы назвать «Насоли ближнему своему». По правде говоря, он играл в неё всю свою сознательную жизнь, но с годами игра эволюционировала, а к настоящему времени Иван добился в ней особой виртуозности.
Изначально целью были назначены Маркос и Каролина, да только вот у последней никак не получалось справиться со своей новой ролью. Точнее, получалось, но это было слишком просто. Не представляло ни малейшей сложности заново «влюбить» её в себя, а после изводить угрызениями совести. Так что, наигравшись, Иван снял её с роли «цели» и дал более подходящую роль «средства», и вот тогда уже играть стало гораздо интереснее.
С Маркосом, конечно, и до того было интересно. Слишком уж много у Ивана было на него компромата. Святоша, супергерой, вечно рвущийся кому-то на помощь, заботливый и вечно сюсюкающий с малявкой-сестрой старший брат – чем не идеальная жертва для шантажа? Особенно если человек, сочетающий в себе все эти качества, является таким параноиком, что даже задыхаясь от удовольствия, шепчет «только никому не говори». Паранойя – вообще забавная вещь. Самое большое удовольствие на свете – вертеть человеком, который скрывает общий с тобой секрет и до смерти боится его раскрытия. Как он там в последний раз сказал? «Чтобы всё не усложнять»? Молодец, чувак, вообще ни разу не усложнил, развлекаясь на чердаке с Каролиной. Наслаждайся результатом, святоша. Почему бы не воспользоваться твоим замешательством, когда в фехтовальном поединке ты услышишь знакомую просьбу двигаться быстрее? Или невинно предложить в столовой добавку мороженого и заставить смущаться под пристальным взглядом?
Ну а «случайное» задевание тех или иных частей тела (чаще «тех», чем «иных») и вовсе можно включить в распорядок дня. Не говоря уже о том, чтобы сделать невыносимой любую процедуру принятия душа.
А с новым «средством» стало совсем здорово. Теперь можно было наслаждаться неописуемым выражением лица Маркоса, с громким чмоканием демонстрируя Каролине свою великую любовь. Ну или продолжать изображать ревность.
Нет. Слово «изображать» здесь точно не подходит. Ревность была. Она не просто была, она своим присутствием разъедала мозг так, что Иван почти чувствовал это физически. Все эти сомнительные удовольствия от игр могли отвлечь его от других тяжёлых событий, могли даже заставить забыть о приступах оцепенения, но не могли заглушить ту постоянную невыносимую боль, что появилась у Ивана ещё тогда, когда он обнаружил себя в лесу, идущим неизвестно куда. И эта боль не желала проходить до сих пор. Иван слабел, защитные механизмы уже практически не срабатывали, а подколки и намёки превратились из развлечения в единственное спасение. Иван не мог себе позволить показывать свои слабые стороны. Маркос их показал, теперь расплачивается, так ему и надо. А Ивану приходилось расплачиваться за то, что он их не показал. Моральная импотенция.
***
- О чём задумался? Это место навевает воспоминания? Лучше выброси это из головы. – Иван не понимал, к кому обращался больше, к Маркосу или к самому себе. Чердак действительно навевал воспоминания. Маркос же стоял как вкопанный, Ивану даже хотелось шепнуть какую-нибудь глупость, мол оцепенение передаётся половым путём. Но тут же сообразил, что находится под пристальным вниманием не только Маркоса, но и всех остальных, ждущих так называемого «кодового слова». Ну что ж, раз ждут, значит получат.
- Каролина – моя девушка, не твоя. Смирись.
Пароль произнесён, отзыв можно было запросто прочитать у Каролины на лице, которая хоть и делала вид, что увлечена поисками, но ликование можно было увидеть даже в её склонённой над бумагами спине.
А на Маркоса можно было даже не смотреть. Иван и так прекрасно знал, что он умеет читать между строк.
***
А потом Маркос отошёл на второй план. Иван увлёкся. Его актёрская игра стала настолько плохой, что не впечатляла даже Каролину. Поцелуи не особо срабатывали, а сцены ревности поднадоели. Давить на её совесть тоже перестало получаться, так что нужны были поступки. Признания в любви, плач в жилетку, билет на двоих…
А ведь сработало! Более того, неприятная ситуация с украденными экзаменационными вопросами обернулась для него двумя приятными бонусами – новые угрызения совести Каролины и невозможность лететь с ней в дурацкое путешествие.
А легче всё равно не становилось. Зона комфорта перестала быть комфортной. Иван потерялся. Цепляться было не за кого. Школа вот-вот развалится от переполняющих её тайн, семья уже давным-давно развалилась, но каким-то образом продолжала разваливаться дальше, Каролина упражнялась на нём в глубокомысленных разговорах и долгих тяжёлых взглядах, а о Маркосе даже думать не хотелось без вытья на луну. Оставалась одна только Мария, глупая служанка, заливающаяся слезами от каждого его слова. Самому смешно.
***
«Дорогой Иван. Я сижу в тюрьме. Но не волнуйся, она очень хорошая. Полицейские здесь хорошие. Нам разрешают гулять. Я многое осмыслил. Не хочу, чтобы ты грустил. Хочу, чтобы ты всегда был счастлив. Я очень тебя люблю. Папа Ивана»
Читая каждое слово, Иван как будто слышал звук трескающегося камня внутри себя. Маленькая дурочка стояла рядом и, наверное, тоже надеялась услышать этот звук. У семейства Новоа, видимо, в крови умение давить на самые чувствительные точки, даже не понимая этого.
Паула хлопнула ресницами. И ещё раз. Хлоп-хлоп.
Иван признал своё поражение.
Сломался. В очередной раз. После того, как Маркос всего за пару дней сломал многолетний защитный барьер, Иван в панике пытался отстроить его заново, но одно событие за другим снова всё ломало и приходилось строить заново. Паула же совершила нечто большее – у Ивана просто-напросто пропало желание что-то отстраивать.
Ах эти слащавые наивно-позитивные мыслишки! Иван улыбнулся и показал Пауле средний палец. Маленькая балбеска просияла, даже не подозревая, что повернула его жизнь в другую сторону. Пока хотя бы Паула со своими крошечными мозгами мечтает, чтобы Иван был счастлив, он разобьётся в лепёшку, но сделает всё, чтобы её мечта исполнилась.
***
Эйфория длилась недолго. Вскоре стало понятно, жизнь не изменилась, а как будто началась с определённой точки. Компьютерная игра началась с места последнего сохранения. И хоть Паула волшебным образом заставила исчезнуть весь тот груз, что накопился за последнее время, проблем от этого меньше не стало. Но справляться с ними «налегке» было значительно проще.
Наверное, можно было бы даже сказать, что всё хорошо (если весь происходящий вокруг ужас можно считать за «хорошо»), пока Маркосу вдруг не пришло в голову снова мутить ту же воду.
- Чердак был единственным безопасным местом в школе. Кроме нас о нём не знал никто.
Опять? Игры? Намёки? Нет, спасибо, достаточно. Всё равно со стороны Ивана это выглядело гораздо эффектнее.
- И что?
А может и не игры. Маркос, кажется, сам испугался того, что ляпнул. Наболело? Накипело? Ай да Маркос!
- Кароль уничтожила доказательства, чтобы мы не передали их судье.
Кодовое слово пошло в дело. Сам напросился.
- Что за бред ты несёшь?
Поехали. Таких моментов было не так много («как хотелось бы» - добавил внутренний голос), но Иван прекрасно знал, что именно сейчас чувствует Маркос. Именно со стороны правого уха, именно та часть, где кожа реагирует на полушёпот и тёплое дыхание мурашками по спине. Ивана самого бросило в жар от одной мысли о том, каково тому сейчас. И ещё немного от знакомого запаха - Маркос пользуется всё тем же лосьоном для бритья, ну конечно, как всегда, стабильность и постоянство во всём.
- Ты просто смешон.
И Иван снова на вершине мира. Пафосная интонация, высокомерное выражение лица и эффектный уход. Как будто репетировал перед этим год. А Маркос и в самом деле был смешон.
Хорошо.
***
И снова Каролина сделала ход конём! Если бы это было по её воле, Иван бы ей даже искренне восхитился. И кто бы мог подумать, что целью Маркоса было действительно рассказать правду о Каролине, а не устроить гомо-шоу! Хотя, нет, последний вариант вряд ли бы пришёл в голову кому-то ещё.
«Чёрт возьми» - прошипел Иван и обнял плачущую Каролину. Сама того не подозревая, выиграла в этот раз она. Простите, мадам с экрана монитора, ваша дочь не хотела, чтобы вы оказались в больнице, но попробуйте посмотреть на это с положительной стороны, она таким образом вернула незадачливого бойфренда. Ну и что, что он заглядывается (и если бы только заглядывался) на другого бойфренда, вам-то это должно быть всё равно, вы-то без сознания. Ещё раз извините.
***
- Что у тебя внутри? Каменное сердце? Откройся хотя бы тем, с кем расстаёшься.
Прости, малыш Роке, но небезызвестное семейство не оставило от сердца Ивана камня на камне. Скоро все разъедутся по домам и будут жить своей счастливой жизнью. Ты будешь сидеть в своём безопасном благополучном доме и играть в компьютерную приставку, а может быть читать комиксы, пока те, с кем ты чистосердечно попрощаешься, будут убиты где-нибудь в тёмном подвале этой замечательной школы.
Иван силой швырнул свитер в чемодан, как будто он был в чём-то виноват.
А сам Иван что будет делать? Снова выстраивать вокруг себя имидж крутого, потрахивая иногда Каролину, а может быть, какую-нибудь Клементину или Бручолину, и иногда тайком забегая на одну ночь в какие-нибудь голубые подворотни, вспоминая школьные годы чудесные. А, ну ещё будет отваливать половину зарплаты на какого-нибудь психотерапевта, возможно, шарлатана, который будет выкатывать глаза и махать руками в тщетных попытках избавить его от приступов оцепенения, которые с каждым годом будут всё чаще, пока Иван окончательно не превратится в статую. Участь же Маркоса и Паулы остаётся той же, что в предыдущем варианте.
***
Минуты ожидания, пока наконец заполнится автобус, превращались в часы, а те, без малейшего перехода – в годы.
- Мне надо попрощаться с Маркосом! – пискнула Каролина.
Нет, Иван определённо бы выбрал Клементину или Бручолину…
***
- Маркоса не было у себя
- И что?
- Я везде его искала. Его нет нигде в школе.
- Его нет в школе, потому что он пошёл искать Паолу в волшебный камин Деда Мороза.
Простите, девушки со звучными именами, простите, парни из подворотен, но кажется, наши искатели приключений решили помереть в подвалах школы раньше положенного.
***
Слава богу, эта новогодняя сказка закончилась хорошо и не превратилась в ледяной хоррор. По правде говоря, Иван опасался, что появись Маркос с Паолой хотя бы на несколько минут позже, у него самого сдали бы нервы и он начал бы палить из ружья во всех подряд. Вместо этого он ласково погладил по голове Паулу, своё новоявленное спасение от всех бед. И, что уж там, дружески похлопал по плечу Маркоса. Сейчас меньше всего на свете хотелось играть во врагов. Возможно, не во всём, но в этом и правда была виновата Паула.
Глава третья. Два ада.Глава третья. Два ада.
У крови самый мерзкий запах на свете. И это был персональный ад для Ивана – он не мог избавиться от ощущения, что всё вокруг насквозь ей пропахло, даже у еды появился отчётливый привкус железа. А ещё было страшно смотреть на собственные руки, хватало и того, что он чувствовал на коже что-то липкое, быстро сохнущее, сворачивающееся между пальцами отвратительными комками и, несомненно, тёмно-красное, хотя этого он видеть не мог. Правда, он ничего бы не увидел, даже если бы всё-таки решился посмотреть на ладони, самые обыкновенные, чистые, тщательно вымытые несколько минут назад после очередного приступа такого же оцепенения. Как только приступ заканчивался, Иван снова шёл мыть руки.
За время каникул Иван так привык к оцепенению, что охотнее ждал его, чем возвращения в собственные мысли, которые теперь были похожи на сломанный кинопроектор, прокручивающий одну и ту же плёнку. Вне приступов Ивана мучил страх и воспоминания, а в замершем состоянии оставался только страх, и от этого было хоть чуть-чуть, но легче. А ещё через несколько бессонных ночей ко всему прибавились редкие пятиминутные погружения в сон, заканчивающиеся каждый раз одинаково – резким пробуждением от звука выстрела. И снова кинопроектор.
Большие испуганные глаза Марии. Пистолет и ружьё. Выстрел. Кровь. Много крови. Маркос.
И Иван снова идёт мыть руки.
***
Иногда телефон на вибрации подъезжает к краю стола, поймав очередное «как ты?» от Маркоса.
И тогда ленивый киномеханик просыпается и для разнообразия вставляет в проектор другую плёнку. На ней та самая рождественская сказка, обратный отсчёт тех светлых минут, когда казалось, что всё плохое позади, а на каникулах ждёт заслуженный отдых от набивших оскомину жутких тайн и загадок. Когда всё происходящее пугало, но Иван мог задвинуть страх на второй план и думать о чём-то другом. Когда возможность больше не играть с Маркосом во врагов волновала больше, чем так и не возвращённое на место ружьё.
От мыслей о ружье кинопроектор снова заклинивало, а с рук снова начинала капать воображаемая кровь. Как правило, после звука выстрела Иван мысленно жал на кнопку «стоп» и перематывал на начало. Потому что когда он этого не делал, приходилось смотреть ещё более невыносимое продолжение, от тоски по которому хотелось, забыв про оцепенение, кататься по полу и вопить во всё горло. Потому что одно дело – развлекаться на чердаке, будучи подогретым бурлящими гормонами и интригующими играми. И совсем другое – позорно уткнуться в своего так называемого «врага», пачкая его слезами и кровью убитого своими руками человека.
Убитого своими руками человека. Фраза впервые появилась в голове именно в таком виде.
Долгое оцепенение.
***
Наблюдая в окно за проносящимися мимо однообразными пейзажами и краем уха слушая привычную трескотню девчонок, Иван только сейчас сообразил, где находится и что происходит. Он не мог вспомнить, делал ли он на каникулах хоть что-то, кроме того, что часами сидел в одной позе. Даже не мог вспомнить, ел ли он хоть раз за это время.
Единственное, что имело сейчас значение - то, что эти минуты в автобусе вполне могут быть обратным отсчётом до чего-то ещё более ужасного, как в то злополучное Рождество. И что «Чёрная лагуна», уже виднеющаяся впереди за ветвями деревьев, точно не принесёт хороших новостей. А ещё что Мария с Маркосом, не сговариваясь, будут участвовать в соревновании на самое обеспокоенное лицо в школе.
Маркос в соревновании проиграл, чему Иван был несказанно рад. Обратный отсчёт приостановился.
***
Иван снова расклеился. А вместе с ним расклеились и все остальные.
Мария раздражала своим упрямством. Видимо, она была единственным человеком на свете, который был упрямее Ивана. А ещё она была единственным живым (какая ирония!) напоминанием того, что Иван не тронулся умом на каникулах, и его воображение не добавило ни одного лишнего кадра в заезженную киноплёнку.
Каролина раздражала своими вечными допросами и глупыми сценами ревности. Как будто не могла сделать этого раньше, когда Ивану ещё было до этого дело.
Маркос раздражал тем, что в любую свободную от чужого внимания минуту мучил Ивана тоннами нежности, и в такие минуты был похож на девушку даже больше, чем напористая, как танк, Каролина. Хотя, возможно, больше раздражало то, что таких свободных минут было не так много, как хотелось бы.
***
А ещё получился казус с этим отказом от воображаемой вражды в пользу страданий Ивана. Раньше Маркос мучился от паранойи, что кто-то узнает о них с Иваном, зато, как только у них появился ещё один общий секрет, Маркосу, казалось, стало интереснее скрывать его, а на первый забить. И теперь все вокруг как будто всё сразу поняли и водят их за нос: «А мы знаем, что вы знаете, что мы знаем, что вы знаете…» и так до бесконечности.
Что тут говорить, если даже Паула тайком спрашивала Ивана, не шовинисты ли они с Маркосом, раз друг друга любят больше, чем окружающих девочек. Возникшую неловкую паузу прервал сильно покрасневший (Иван был уверен, что больше от смеха, чем от стыда) Маркос, который с неестественно деловой миной пригласил Ивана на серьёзный разговор по этому поводу. До разговора дело дошло не сразу, однако итог казался идеальным - было решено начать писать сценарий к новому спектаклю о трагической любви молодой учительницы и старшеклассника. В программе: долгие взгляды, неуверенные попытки сближения, много-много глубокомысленных речей, изрядная доля актёрского мастерства, ну и, конечно же, поддержка лучшего друга, в чём и вся суть. Наверное, в другое время Иван бы только хмыкнул и покрутил пальцем у виска, но теперь его привлекала любая деятельность, которая могла бы обойтись без использования ружья.
***
Казалось, что будет легче, но легче не… Хотя, вообще-то, нет, очень даже становилось. Когда твой учитель – маньяк, а повар – шпион, мысль о том, что ты убил человека, уже не кажется такой дикой. По крайней мере, времени, чтобы над этим подумать, нет, а значит, еда снова пахнет едой, руки – мылом, а в мысленный кинотеатр наконец-то завезли партию новой плёнки. Всё потихоньку выравнивалось, и, хоть в распорядке дня Ивана по-прежнему присутствовал привычный бег по мрачным подвалам, неразбериха с семьёй и опасные игры с преступниками, прошлое всё же уходило в более далёкое прошлое, а будущее становилось настоящим.
Пока из тени не вышла Каролина.
***
24 декабря, вечер. Все в ожидании Ивана, нервы напряжены до предела. Каролина уже несколько раз порывалась бежать к нему на помощь, но её останавливали ребята, которые, вроде как, тоже нервничали, но понятия не имели, как переживает она. И вдруг – выстрел. Простая логическая цепочка, ведущая к ружью на плече Ивана, не заставила долго думать, поэтому опомнилась Каролина лишь тогда, когда они вместе с Викки и Роке вернулись к тому же месту, обежав круг по школе.
- Ребят, ждите меня здесь, я, кажется, знаю, где Иван.
Естественно, Каролина не знала, где Иван, но раз Маркос до сих пор не вернулся, ему наверняка нужна её помощь. Правда, это не объясняло того, почему она решила пойти одна, но над этим она решила подумать позже. Это был секундный порыв, как будто ей по старой привычке не хотелось делить Маркоса ни с кем, даже в этой ситуации.
- Каролина Леаль!
От неожиданно громкого голоса Гектора за спиной Каролина чуть не споткнулась на ровном месте. Сердце колотилось так, как будто следующий выстрел предназначался ей.
- Не говори мне, что ты тоже не слышала, как кто-то стрелял.
- Нет, а что, кто-то стрелял? Не слышала. Что значит «тоже»? – Каролина не была уверена, что сама поняла, что сказала, так она тараторила.
- Маркос вот тоже не слышал…
Гектор задумчиво прошёл по коридору, оставив Каролину в полном недоумении.
- Разденься и смой кровь.
Каролина снова вздрогнула. Она не была трусихой, но проклятая школа заставила её пугаться каждого звука. Голос шёл из мужского туалета и определённо принадлежал Маркосу.
- Кого ты убил?
- Какой-то мужик угрожал Марии пистолетом. Он бы её застрелил, клянусь! Я не хотел!
Каролина зажала рот рукой. Второй голос принадлежал Ивану.
- Кто он такой?
- Не знаю, чёрт, не знаю! Я пытался остановить кровь, но он уже умер! Он умер!
Каролине не хотелось слышать того, что она слышала, но при том не хотелось пропустить ни единого звука. Ноги подкосились, и она прислонилась к стене. Отсюда стало видно, что дверь в туалет приоткрыта, и последние надежды на то, что Каролина могла обознаться, разрушились.
- Спокойно, тихо…
- Он умер! Умер! Маркос… Никому не говори. Никому.
- Никому не скажу.
- Пожалуйста!
- Иван. Клянусь, я никому не скажу. Понял? Я тебя не выдам.
В порыве чувств Иван обнял Маркоса, так крепко, так чувственно, как можно обнимать только самого близкого друга, но никак не того человека, к которому ещё вчера готов был вцепиться в глотку из-за девушки. В другой ситуации Каролина бы за них даже порадовалась, но сейчас её трясло мелкой дрожью, ей невыносимо было видеть Ивана до такой степени сломленным и напуганным, а в реальность его слов она до сих пор поверить не могла.
- Теперь нужно избавиться от ружья, - наконец произнёс Маркос, разомкнув объятия. Иван стоял как вкопанный, уставившись в одну точку.
- Иван? Иван?! Иван! – если до этого Маркос ещё пытался сохранять видимость хоть какого-то спокойствия, сейчас он явно начал паниковать. – Только не сейчас! Иван, только не сейчас, пожалуйста!
Каролина могла назвать происходящее как угодно, но только не словом «нормально». На Ивана было страшно смотреть, он как будто впал в кому, а Маркос, перемазанный в крови, с совершенно безумными глазами уговаривал из неё выйти. Причём так, как будто делал это не в первый раз.
А потом поцеловал. Вот так вот просто взял и поцеловал. Подошёл и прижался к губам. И тоже как будто не в первый раз. Иван не отмер, только закрыл глаза.
Каролина сползла по стенке.
Иван смог двигаться через несколько минут. Про ружьё они с Маркосом забыли, да и вообще, кажется, обо всём забыли.
«Всё нормально, Ивана с Маркосом я нашла. Ружьё выстрелило случайно, никто не пострадал. Ложитесь спать, я останусь с Иваном». «Отправить: Викки».
Каролина машинально стёрла пальцем слезу, капнувшую на экран телефона, и отправила сообщение. В горле стоял такой ком, что она почти задыхалась, но не позволяла себе сделать ни одного всхлипа, чтобы не выдать себя. Уйти тоже не представлялось возможным, потому что не было сил даже встать на ноги. Единственное, что она смогла себя заставить - это отвернуться, да только это оказалось бесполезным, потому что хоть Иван с Маркосом и старались быть как можно тише, фантазия достраивала изображение к каждому шороху, вздоху, к каждому сдерживаемому стону. Когда всё закончилось, фантазия достроила изображение к долгому молчанию. К разговорам о том, что теперь делать дальше. К усиленному эхом шёпоту Маркоса и приглушённому шёпоту Ивана. А потом снова к молчанию.
Каролина просидела рядом с мужским туалетом всю ночь, вспоминая тысячи моментов, когда она могла догадаться, но не догадывалась. Когда Иван, издеваясь, почти прямым текстом ей намекал, а она ничего не понимала. Когда Маркос, не находя в себе наглости поступать так же, просто отмалчивался, как будто замыкался в себе.
Каролина смогла подняться на ноги и уйти оттуда лишь под утро, когда разговор снова зашёл о том, что нужно спрятать ружьё. Она вдруг поняла, что это не конец её собственного ада, а только начало, ведь теперь ей придётся вести себя как ни в чём не бывало, притворяясь той же наивной овечкой, какой Иван с Маркосом её всегда видели. Что с этим делать, она пока не знала, но впереди были целые каникулы, чтобы всё как следует обдумать.
***
Совесть Ивана – женщина своеобразная. И очень трудолюбивая. Стоило ей выжать из того убийства всё, что только можно, как она, не успев дать Ивану отдохнуть, вцепилась с новой силой. Разговоры с Каролиной, так веселившие его раньше и так раздражавшие позже, теперь стали для тётушки Совести новой работой. Каролина сникала на глазах, но по-прежнему интересовалась только самочувствием Ивана, а он был готов сквозь землю провалиться оттого, что приходится снова врать и отталкивать её от себя очередными хамскими репликами.
- Что с тобой, Иван?
- Ты мне скажи.
- Я?
Каролина бы сказала. Каролина бы ещё давно сказала. И ведь так часто был повод! Но не получалось, слишком слабая, слишком страшно, слишком больно. И где-то ещё таилась надежда услышать ужасные слова от Ивана, а не произнести их самой. Но любому терпению есть предел. Каролина сможет притворяться, что ничего не знает, но больше не сможет притворяться, что ничего не чувствует.
- Я так больше не могу. Мне надоело, Иван. Надоело чувствовать себя виноватой, когда ты так на меня смотришь.
- Как «так»?
- Вот так. Как ты смотришь на меня сейчас. Не знаю… Со злостью или с недоверием. Ты мне ничего не рассказываешь. Ты мне не доверяешь. Признай это.
«Признай это. Признайся в этом, Иван» - когда это Кароль вдруг обрела голос тётушки Совести? Иван понимал, что обе они правы. Сейчас или никогда.
- Ты права. Я должен был рассказать тебе, что происходит. Понимаешь…
Нет, не права. Каролина вдруг с кристальной ясностью поняла, что меньше всего на свете хочет, чтобы произошло то, к чему она подбивала Ивана всё это время. Не сейчас, а лучше вообще никогда.
- Не стоит, Иван. Не надо ничего говорить. Я не хочу это знать. Уже не хочу.
- Уже? Что значит «уже»?
У Ивана мурашки побежали по спине. Каролина знает, ей рассказали, это был Маркос, нет, Маркос не мог, наверное, она догадалась, она давно подозревала, а теперь догадалась, да, точно, догадалась, но откуда она может знать наверняка, неуж…
- Всё уже давно не так.
Не знает. Она ничего не знает.
- Верно. С того момента, как появился Маркос.
Каролина не могла поверить своим ушам. Этого имени в их разговоре она не ожидала услышать. Весь страх как рукой сняло. Она сможет ему признаться, максимально мягко, главное, не давать выход накопившимся за всё время эмоциям.
- Прости, Иван. Прости. Но я не могу обманывать себя. Не могу. И ты этого не заслуживаешь. Послушай…
Ничего она не знает. Ей просто захотелось кинуть Ивана. Ей надоело закатывать ему истерики и теперь она от него избавляется. В тот момент, когда он почти был готов ей во всём признаться, когда ей почти удалось развести его на жалость к себе… Злые слёзы выступили на глаза.
- Нет. Не прикасайся ко мне больше так. Никогда.
Каролина опешила. Всё это время речь шла только о расставании и ни о чём другом. Морально она была к этому готова, но сдерживаться больше не получалось. Её променяли давным-давно, а сегодня это сделали открыто.
- Не плачь. У тебя нет повода плакать. Ты ведь этого хочешь.
Иван только что лишился тыла и части нужной ему поддержки. И теперь этот бывший тыл совершенно бессовестным образом рыдал.
- Иван, то, что мы расстаёмся, не значит…
- Что? Что это значит?
- Я очень тебя люблю. Это никогда не изменится. По крайней мере, для меня.
Хоть это смогла произнести. Иван довольно быстро скрылся в темноте, и нетрудно было догадаться, в какую сторону он направился.
Дальше будет легче. Дальше будет легче.
***
Иван сидел рядом с Маркосом, как раньше, и они держали руки сцепленными. Прикрытием Маркоса была интрижка с Амелией, сказочная история о романтичной любви, а у Ивана, после разрыва с Каролиной, прикрытием служил лишь вонючий труп да служанка с бандитоподобным поваром. Безопасных мест в школе больше не осталось, даже чердак теперь ненадёжен, кстати, по вине того же Ивана. Ну и, как бонус, сбежавший с того же чердака препод-маньяк, ведущий на них охоту. А, ну да, и ещё заботливый папашка, чёрт бы его побрал.
Теперь любое прикосновение к Маркосу Иван ощущал как череду мелких оцепенений, проходивших сквозь каждый его палец электрическими разрядами.
Ничего не хотелось. Хотелось только проснуться и отмереть.
Глава четвёртая. Почему я?Глава четвёртая. Почему я?
Маркос, пыхтя от напряжения, старательно пробегает положенные ему круги вокруг школы, чтобы заработать от физрука хорошую оценку.
Маркос неумело заплетает Пауле косички, улыбается, словно, мать его, самый счастливый человек на свете.
Маркос с жаром цепляется за очередную разгадку тайны его родителей. Когда ж они уже наконец помрут… Хотя, нет, это перебор.
Маркос обнимает Ивана, а глаза панически бегают из стороны в сторону. Если никого поблизости не окажется, последует привычный поцелуй, а если окажется, то всё обойдётся «ободряющим» хлопком по плечу. До чего трогательная дружба!
Маркос всегда называет Ивана своим другом, даже наедине.
Маркос приходит к Ивану за сексом. Иван даёт Маркосу секс. Друзья безумно счастливы.
Прекрасно! Великолепно! Замечательно!
Иван смотрит на Маркоса, который, как всегда, спит с открытым ртом, хорошо хоть слюни не пускает. Иван сжимает в руках подушку и уговаривает себя не делать глупостей. Силы воли хватает только на то, чтобы столкнуть ублюдка с кровати и удалиться, слыша за спиной возмущённые вопли.
***
Мерзкая школа. Мерзкие загадки. Мерзкая Хулия со своими мерзкими призраками. Мерзкий, мерзкий, отвратительный, надоедливый, мерзкий, дотошный, унылый, мерзкий, скучный Маркос.
Иван понимающе кивает и на глазах у друзей обнимает Маркоса, ведь ему так нужна поддержка в трудную минуту. Боже, как мило!
***
- Что ты ищешь?
- Что-нибудь, чтобы проспать пять дней.
***
Сучка Хулия облизывает губы. Маркос радостно улыбается Ивану и что-то лопочет, вроде бы рад видеть. Ненормальная Хулия резко разворачивается, отчего на секунду приоткрывается вид на восхитительную задницу. Маркос дружелюбно интересуется здоровьем Ивана. Шлюшка Хулия показывает Ивану средний палец. Маркос… Маркос проигрывает.
Иван зажимает Хулии рот и затаскивает её в кабинку туалета.
Хулия делает Ивану хорошо. Хулия интереснее, чем Маркос. Хулию забавнее доводить до белого каления.
***
- Хулия Медина и Иван Ноирет, срочно в кабинет директора.
А вот в такие моменты Маркос делает Ивану хорошо своим неописуемым выражением лица. Ревнует. Пока только подозревает, а вот когда придёт полная уверенность, будет ещё лучше. О этот ревнивый собственник Маркос, у которого во взгляде читается весь текст «Отелло», но который на словах не скажет ничего больше, чем «рад за тебя, дружище». О этот наивный влюблённый Маркос, он всё ещё думает, будто бы Иван купился. Будто бы Иван поверил, что Амелия для Маркоса только прикрытие.
Ах, нет же. Иван просто трахается с Хулией и так нельзя, так не поступают, это стыдно и нехорошо. А у Маркоса к Амелии чувства. Светлая, чистая, как слеза Паулы, любовь.
Маркосу полезно поревновать.
***
- Маркос, я тебя ненавижу.
- Что? Из-за чего это?
- Да нет же. Ты не понял. Я. Тебя. Ненавижу.
- Это я и с первого раза понял. Что я сделал не так? Что опять на тебя нашло?
- О господи, ты можешь хоть раз не быть такой тряпкой…
- Да пошёл ты!
- Сам пошёл! Эй, ты куда пошёл? Опять ты ничего не понял!
***
- Хулия, я тебя ненавижу.
- Я тебя ещё больше ненавижу.
- Да, вот так, вот здесь…
***
Хулия очень удобная. Маркос в своём воображаемом мире теперь никогда ни в чём не обвинит Ивана, зато очень удобно выставлять Хулию величайшей злодейкой.
Ивану тоже удобно её обвинять – ну а почему она такая? Сама виновата, в следующий раз будет… Ну… Не такой. Иван же не виноват, что от Хулии у него снова цепенеет совсем недавно вылеченный Маркосом мозг, зато всё остальное работает на редкость активно.
А так называемый лучший друг хоть бы раз врезал пощёчину Ивану, который уже не знал, как выставить себя ещё большей свиньёй.
***
- Если бы ты доверял отцу, ты бы подписал документы на родительские права. Или нет? - Маркос уверен в своих словах и полон чувства собственного достоинства, ещё бы, ведь Каролина рядом так радостно подпевает.
Лучше бы это была пощёчина. Иван допустил огромную стратегическую ошибку. Повёлся. Поверил в бесконечно повторяющееся слово «друг», в хлопки по плечу, в тошнотворно трогательную заботливость. «Чувствовать врага» - когда-то это было слоганом любых взаимодействий с Маркосом, пока тот не поставил перед собой цель любыми средствами заглушить у Ивана это чувство. И вот, наконец-то! Долгожданная Вендетта! Свершилось! Растоптать Ивана на глазах у всех, используя самую сильную болевую точку - тончайшая ювелирная работа. Это стоило долгих месяцев притворства.
Сначала застыли мышцы лица, затем окаменело всё тело, а дальше Иван ничего не помнил, кроме застилающих глаза позорных слёз. Говорил ли он что-то? Думал ли о чём-то? Вокруг все умерли, хотелось лишь убраться из этого сборища живых трупов.
Разморозил Ивана голос Хулии. Она проявляла непривычную для себя, но такую привычную для кого-то другого заботу. Иван даже что-то отвечал, но не ей, а тому, другому.
- Ты это заслужил.
Хулия всегда была откровенной, во всех смыслах этого слова. Но это откровение как будто упало на Ивана с огромной высоты, набрав по пути несколько тонн веса.
Почему отец за столько лет так и не смог полюбить единственного сына, пусть и приёмного? Почему любые мало-мальски длительные отношения самого крутого парня в школе всегда неизменно приводили к краху? Почему его лучшие друзья каждый день подвергаются смертельной опасности, хотя давным-давно могли бы не совать носы не в свои дела? Почему Маркос… Нет, лучше не начинать.
Ответ очевиден.
***
- Всё хорошо, Иван? (Маркос снова Святоша, самое доброе и заботливое существо на свете, касается плеча Ивана и делает вид, что не заметил вздрагивания). Слушай, что у тебя с тем рабочим, с Тони? (Идеальный ход, теперь Иван может притвориться, что может поддержать новую тему для разговора)
- Ничего (А может и не поддержать)
- Почему лицо такое? (От огромной любви к тебе, о мой герой!)
- Хочешь, сделай мне подтяжку. (Давай, Маркос, наслаждайся привычными перепалками, небось соскучился)
- Извини, что я беспокоился (Нет, опять, только не касания!)
И так до бесконечности. Диалоги, подтексты, внутренние диалоги, междустрочные подтексты, диалоги в диалогах между междустрочными подтекстами, уровень на уровне, уровень на уровне… Зато со стороны как всё мило и просто – хороший мальчик заботится о плохом мальчике, а плохой мальчик такой плохой, что не хочет принимать никакую заботу. На деле же Маркос бросает Ивана то в жар, то в холод, то заставляя поверить в собственное раскаяние, то признавая его фальшивость (и откуда за такое короткое время набралось столько новых масок?), то заставляя Ивана чувствовать биение пульса в висках, то заставляя руки трястись.
Скорее бы всё закончилось.
***
- Знаешь, Паула, почему сказки всегда хорошо заканчиваются? Просто о том, что бывает потом, не рассказывают. Это отвратительно. И уж точно не для детей.
- Потому что они занимаются сексом и целуются?
- Нет, это хорошая часть. Потом тебя начинают обманывать, портить жизнь и бросают одного.
***
Вот, что бывает, когда беда сплачивает всех. Стоило отцу Ивана приоткрыть очередную грань своего внутреннего уродства, как все тут же обо всём забыли. Все любят Ивана. Снова друзья, одна большая прекрасная команда супергероев. Шутят. Поддерживают. Никогда не предадут.
Лицемерные ублюдки. Скорее бы всё закончилось.
***
Звон колоколов оповестил о том, что через двенадцать ударов наступит полночь. Окровавленный Иван лежит привязанный к стулу на грязном полу трейлера и отсчитывает секунды до своей смерти. Он ни с кем мысленно не прощается, а жизнь не пробегает перед глазами. В голове пустота и спокойствие. Теперь точно конец.
10… 11... 12.
Фандом: Чёрная лагуна
Автор: Фееслеш
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Иван/Маркос
Жанр: POV, ангст
Размер: миди, на данный момент 8464 слова
Тайминг: первые четыре сезона
Дисклеймер: персонажи не мои, Иван так точно свой собственный
Предупреждение: содержится частичное AU
Статус: в процессе написания
Описание: Ивану всегда было что скрывать. С недавних пор секретов стало больше
Глава первая. Миллион и одна маска.Глава первая. Миллион и одна маска.
Иван был крутым. Да, крутым, по-настоящему крутым, а не как те качки со старших курсов, щеголяющие фразами «эй, детка» и «забегай вечером ко мне, я договорился, к нам не заглянут». Ивану не приходилось кривляться или изображать из себя кого-то ещё, чтобы произвести впечатление. Хотя, свои козыри у Ивана, конечно, были. Он не беден, вполне ничего внешне, ну и, конечно, уверен в себе, уж на это-то все ведутся.
Вот только, к великому сожалению, не бывает ничего идеального. Был у Ивана один «пунктик», эдакий криптонит для Супермена. Это его способность к полному и мгновенному оцепенению. Наверное, здорово звучит, хоть фантастический фильм снимай. «Отмороженный Иван», блокбастер года, детям вход только с родителями. «Спецэффекты отличные» - «Да ну, книга лучше» - «Да, и актёр перестарался, видели бы вы Ивана!»
Да-а, видели бы вы Ивана… Даже животным, при опасности, инстинкт самосохранения приказывает убежать как можно быстрее. А вот тело Ивана реагирует на адреналин гораздо оригинальнее – зачем что-то делать, если можно просто замереть и не делать ничего?
Неожиданно с громким лаем выбежала собака? Иван – камень. Обратила внимание самая классная девчонка в школе? Иван – дерево. Учитель вызвал к доске? Иван прирос к стулу и может только беспомощно моргать. Это как игра – «преврати Ивана в ледышку». Победитель сможет гнобить его до скончания веков.
Странно, конечно, что никто ещё об этом не узнал. Как-то получалось шестнадцать лет скрывать эту свою «суперспособность» (согласитесь, так звучит лучше, чем «слабость»?) даже от лучших друзей, от девушки, даже от собственного отца. Хотя, последнего можно исключить из списка, да и убрать слово «даже», ну да ладно, речь не о том.
Всё дело во времени. И ещё в мозге, да, точно, в мозге. Если бы он только не отключался в этот момент, тогда можно было бы контролировать хотя бы время. Иван давно понял: чем сильнее он напуган, тем дольше он не может сдвинуться с места. Тут же на ум пришёл тот тонущий парнишка, но Иван тут же выбросил это из головы, как делал каждый раз, когда вспоминал, как стоял, вцепившись в каменную стену, наблюдал за тем, как его одноклассники носятся по пляжу, и боялся, что хоть кто-то увидит его сейчас, перепуганным, ничего не соображающим, совершенно беспомощным. «Парня спасли, - в очередной раз повторил он себе. – Парня спасли. Всё обошлось». Ни о каких «если бы» думать не хотелось.
Единственный прогресс был в том, что Иван научился различать разные степени оцепенения в разных ситуациях. С девушками оно обычно бывает самым слабым и Иван очень надеялся, что так оно и будет. В таких случаях ступор длится не больше двух секунд и Иван быстро приходит в себя, включая обаяние на полную мощность, заставляя в свою очередь цепенеть девушек. Самым же сильным оцепенение бывает в ситуациях, когда ему угрожает настоящая опасность. Опаснее даже отца с занесённой для оплеухи рукой (сказано же, никакого «отца», никаких «даже»!). В такие моменты Иван не может пошевелиться секунд десять, хотя время, конечно, относительное. Не так-то просто высчитывать секунды, когда летишь со склона на лыжах, а перед тобой из ниоткуда возникает стена. И вроде бы понимаешь, что ещё есть возможность свернуть, но в тот же миг приходит осознание – вот она, высшая степень, полнейшее и стопроцентное одеревенение. Остаётся только молиться, чтобы всё закончилось с как можно меньшим количеством переломов.
…Хотя, конечно, рука на перевязи добавляла бонусы в виде повышенного женского внимания…
Но так или иначе, каждый раз на то была причина. Ну, на эту самую «заморозку». Да вот только этот идиот-новичок со своей малявкой-сестрой никак не мог этой причиной быть.
Маркос, так его зовут. Нытик и директорский подхалим. Боже правый, как будто до этого проблем было мало!
Вот уж что-что, а при нём цепенеть не хотелось («ха, как будто хоть когда-то хотелось!»). Слишком глупо, слишком унизительно, слишком… Странно? На девчонку Маркос не походил (разве что характером, хе-хе), на лающую собаку тем более. Скорее уж на полного идиота.
***
«Нет, только не сейчас! Вот подфартило так подфартило… Так и будешь, как дурак стоять с футболкой в руках? Отомри уже, на тебя скоро коситься будут! Ну давай, мозг, дай хоть шаг сделать! Всё спокойно, никакой опасности нет, нужно только подойти и сказать новичку пару приветственных слов, что угодно, да хоть… Про сумку. «Эй, твои предки прислали тебя сюда, чтобы избавиться от такой уродливой сумки, или от такой уродливой рожи?» Нет, сильно длинно и прямо, надо же что-то и на будущее оставить. Господи, на кого я похож, стою и придумываю что сказать, как будто девчонку на свидание зову, честное слово! Давай, Иван, мастер экспромта, действуй!»
- По ночам будешь плакать и звать папу с мамой, или привёз соску?
***
- Эй, Иван, ты чего встал как вкопанный? А, там этот новичок, как его, Маркос? Готов поспорить, у вас сейчас в голове очередной гадский план, да, мистер Злодей?
- Что? А, план… Да, да, план… А на что будем спорить?
***
Грязная игра, очень грязная. Иван понимал, что зашёл слишком далеко, да только азарт от этой игры не давал останавливаться ни на секунду. Он недооценил Маркоса с самого начала, он не был той мышкой, которую можно задушить, поиграв с ней перед этим. Он больше был похож на быка, участвовавшего в корриде, поэтому Ивану приходилось не только махать красной тряпкой, но и успевать быстро уворачиваться.
Ивана перестали понимать даже лучшие друзья, всё чаще он слышал «Да отстань ты уже от Маркоса, что он тебе такого сделал?» Иван в таких случаях просто огрызался, зная, что они всё равно не понимают самого главного.
Стычки с Маркосом стали для Ивана первым и пока единственным лекарством от оцепенения.
Это открытие поразило Ивана в самый первый день, когда он ляпнул что-то о родителях Маркоса. Точнее, это было просто незначительное событие, а вот понимание пришло гораздо позже, но когда пришло, Иван почувствовал, как будто его ударили чем-то тяжёлым. Он САМ смог выйти из оцепенения, более того, в процессе он ДУМАЛ. Обычно в такие моменты мозг просто отключался, переставал функционировать, как и мышцы тела. В этот же раз Ивану почти удалось удерживать контроль над этим состоянием. Осталось только понять, от чего это зависит и можно ли в таком случае избавиться от ступора навсегда?
Ответ на первый вопрос не заставил себя долго ждать, да и тренировочную грушу искать не пришлось. Маркос идеально подходил для экспериментов. Иван уже понял: чем сильнее и ярче реагировал на его выпады Маркос, тем легче и свободнее становилось самому Ивану. Проблема была в том, что на обычные подколки Маркос не реагировал, только отмалчивался, отворачивался, максимум – мог уйти. Иван целыми днями посвящал себя мыслям о самых болезненных точках души Маркоса, о том, как его можно довести до состояния гнева, вывести на всплески настоящей ярости. Помахать красной тряпкой, вонзить шпагу, увернуться, снова махать тряпкой. И так до победного конца. Или пока не наткнёшься на рога…
***
А ещё планы иногда рушатся.
Например, когда противник начинает действовать твоими же методами. Конечно, этого следовало ожидать, это логично, да только когда разум заполняет азарт, логика отходит на второй план.
У Ивана тоже были свои болевые точки. Не сказать, что Маркос нащупал самую болезненную, но то, что она вполне ощутима, это точно.
Хотя на предавшую Каролину злиться не хотелось. К ней вообще исчезли какие-либо эмоции, как будто в отделе мозга, который отвечает за чувства, отключили рубильник. После того, как Иван самым натуральным образом застукал сладкую парочку в колодце, Каролина стала просто когда-то принадлежащей ему вещью, которую Маркос осмелился нагло отобрать и присвоить себе. Ну, как ручка, или ботинок, ну или, в крайнем случае, сотовый телефон. Ведь когда у тебя крадут телефон, глупо же винить в этом сам телефон, верно?
А ещё был очень отвлекающий эпизод. Про себя Иван его называл «сценой на крыше». И не случайно, когда он думал об этом, в голове возникали такие слова, как «сцена», «эпизод». Потому что «случаем» или «ситуацией» это назвать как-то не получалось, всё происходило как будто в каком-то фильме. Ивану то и дело казалось, что вот-вот откуда-нибудь режиссёр крикнет «стоп», камеры отъедут, ассистенты отвяжут от него страховочный трос, а исполнитель роли Маркоса возьмёт в руки лист со сценарием, чтобы свериться с какими-то моментами. Небо казалось куском фанеры, солнце – софитом, а крыша под ними как будто состояла из кусков плотного картона, раскрашенного умелыми декораторами под черепицу.
Если всё, что было раньше, можно было охарактеризовать только словом «странно», то произошедшее на крыше было слишком правильным. Как будто мордобой в столовой отделяло от дружеской беседы только болтание конечностями на расстоянии нескольких метров от земли. Чувствуешь опору под ногами – и забываешь все язвительные комментарии на свете. Грёбаная черепица выскальзывает из-под ног – и ты из главного кинозлодея превращаешься в положительного героя, любимца детей и бабушек. Хотя, нет, скорее из должности главного героя превращаешься в «ту-его-тупенькую-подружку-которая-всё-время-попадает-в-передряги-и-которую-всё-время-приходится-спасать».
Это было его самое долгое оцепенение в жизни. Оцепенение, в котором он мог говорить, двигаться и в целом выглядеть адекватно, но не мог ничего контролировать. Самое правильное?
***
Публика требовала проявлений горячей ревности, и Иван это предоставлял. Он хотел быть логичным, чтобы вернуть то ощущение правильности. В передачах про животных так говорят, когда самец уводит самку у другого самца, между ними происходит борьба. Просто так надо. Ни один лев, волк, или даже суслик не сядет с самцом-конкурентом рядышком, чтобы обсудить, как дела на их территориях. А если самец упустил самку и не борется за неё, значит он слабак, не выживет ни его род, ни его племя, ни он сам. Так говорят в передачах.
Иван не был слабаком. Иван же был крутым, помните? А раз уж ты назвался крутым, будь добр, действуй как тот суслик из передачи.
***
Ломать дверь к чёртовой матери! Ломать стену, проламывать молотком всё, что только можно! Когда выплёскиваешь энергию, легче справиться с подступающим оцепенением. Драка, как оказалось, лучше всего помогает. Даже если бьют тебя.
Сложнее пытаться попасть молотком по стене, а не по чьей-то башке рядом.
- Ты что, дурак? Хочешь убить меня?
- Это в твоём духе?
Иван размял плечи, пытаясь согнать остатки мышечных зажимов. Это была его первая настоящая победа над оцепенением, но радости не ощущалось. Честно говоря, он об этом просто не думал. Было жарко.
- Бить в цель, пока не получишь желаемое.
Все мышцы свободны, мысли тоже. Это было нечто противоположное оцепенению. Ивана ничего не сдерживало, он как будто только что этим самым молотком раздробил все свои внутренние барьеры. Жарко.
- Иван, единственное чего я хочу, это узнать правду, скрытую за этой стеной. – Маркос, искренняя открытая душа, он говорит напрямую и не подозревает, что в его словах можно разглядеть что-то ещё, разбивающее последние остатки самоконтроля.
- За кого ты меня принимаешь, Маркос? Ты здесь из-за девушки. Я советую выбросить её из головы, иначе мне придётся тебе помочь. – Иван про себя радовался, что его бред больше никто не слышит. Потому что только такая дубина, как Маркос, может всё ещё думать, что причина в девушке. Голос срывается, дыхание тоже, а этот идиот, этот долбаный придурок всё ещё считает, что причина в девчонке.
- Можешь делать со мной что хочешь. Это тебе не поможет. – Маркос, говоря это, убийственно серьёзен, а Иван из последних сил сдерживает рвущийся наружу истерический смех. Маркос сам не понимает, о чём просит. Возможно, он даже думает, что ведёт осмысленную беседу. И уж точно не замечает, как стены колодца вокруг них сжимаются всё плотнее и плотнее.
- Потому что единственное, что по-настоящему важно – это то, чего хочет она.
А боль в руке отрезвляет. Стены колодца вернулись на своё место, вода перестала бурлить под ногами, а ещё неожиданно оказалось, что там жутко холодно. Иван мечтал покрыться ледяной корочкой и оцепенеть уже в прямом смысле этого слова. Как бы он ни ненавидел это ощущение, но то, противоположное ему, было куда опаснее. Врачи говорят, что такое случается, когда хочешь самого большого идиота на планете.
***
После произошедшего в колодце, все как будто разом заговорили с Иваном на другом языке. Он больше не понимал, чего от него хотят, зато понимал, чего от него ожидают, поэтому и продолжал изображать обычного Ивана, но скорее по инерции, благодаря выработанным годами тренировкам. Он уже не был крутым, да и не хотелось. Сейчас, как никогда раньше, хотелось снова стать ребёнком и вдоволь покричать, потопать ногами, закатывая одну плаксивую истерику за другой.
Самое мерзкое – это сочувствие. «Давай, парень, держись», «Ты только не переживай», «Ты ещё скучаешь по ней?». Но ещё более мерзким было им подыгрывать. «Стараюсь», «Да всё нормально, переживу», «А она скучает?». Изображать, что ему есть хоть какое-то дело до всей этой мелодрамы, а ещё того, что творится в этой идиотской школе. Хотя, последнее было проще, это хотя бы захватывало и помогало отвлечься.
Однажды Иван всё-таки прокололся. Завалился на очередном глупом вопросе про Каролину, хотя уже должен был к этому привыкнуть. Тщательно сдерживаемые злые слёзы чуть было не разрушили все его внутренние стены, которые он почти отстроил после произошедшего в колодце. Викки тогда подумала, что это он из-за Каролины, это было вполне предсказуемо и поэтому обиднее вдвойне. Иван ненавидел противоречия, но здесь было именно оно: до дрожи бесило осознание того, что его окружают сплошные идиоты, но именно это и спасало его от позора.
***
Все их диалоги с Маркосом Иван разделял на правильные и неправильные. Неправильные происходили на публике. Иван больше не производил этих детских аналогий с корридой, теперь это больше напоминало шоу, концерт по заявкам. И что самое странное, Маркос это как будто понимал. Этот человек, который не понимает ничего на свете, вдруг понял, что является звездой арены, и он отлично отыгрывал эту роль. Тот режиссёр, ну, с крыши, был бы доволен. Иван придумал определение «чувствовать врага». За время их настоящего, не фальшивого, противостояния, они узнали друг друга так, как не знают даже самые лучшие друзья. Они могли просчитать шаги соперника на сто ходов вперёд, а каждый из соперников знал и это тоже. Да вот только теперь все эти перепалки, сцены, яростные взгляды, всё было так красиво, идеально сыграно, но при этом совершенно, безупречно неправильно.
Наедине всё было правильно, оттого легче, но в то же время тяжелее (снова противоречия, Иван ненавидел противоречия!). Так, например, было, когда их кто-то запер в бывшем кабинете Альфонсо. Взломать замок не представлялось возможным, но паника относительно быстро сменилась покорным ожиданием помощи. Иван же, поддавшись снова разыгравшемуся воображению, то и дело бросал взгляд на дверь, пытаясь найти тот гвоздь, на который они с Маркосом при входе повесили свои будничные маски.
Вот Маркос, забыв про разбитую в недавней драке губу, впаривает что-то про Каролину. Наверное, извиняется. Иван не мог сказать наверняка, происходящее больше напоминало какой-то психоделический сон, из которого после пробуждения забываешь все детали, с трудом вспоминая лишь основные моменты. А вот и маска Маркоса висит на двери, в ней легко угадывается агрессия и протест. Маска очень тонкая и почти прозрачная, ничего не скрывающая, зато настолько твёрдая, что пробить её невозможно ни одним молотком. Разве что если хозяин добровольно её снимет, как сейчас.
Проведя ту же аналогию с самим собой, Иван усмехнулся. Его маскам гвоздя бы не хватило. Они беспорядочно валялись бы вокруг, захламляя всё свободное пространство. Самых разных цветов, размеров, материалов, в самом широком спектре настроений. Начиная с той первой, крутой, заканчивая той, которую Иван даже сняв, постарался спрятать в куче других - маской вожделения. Она была некрасивой и немного отталкивающей, хоть и не пугающей. Она всегда была в самом низу, под всеми остальными масками, поэтому Иван мог позволить себе остаться в ней только тогда, когда был наедине с собой и знал, что его никто не потревожит. Нетрудно понять, что в пансионе даже после отбоя остаться в полном одиночестве было более чем проблематично. Поэтому в основное время маске приходилось прятаться под всеми остальными, лишь изредка, в некоторых особых моментах напоминая о себе, легко, но ощутимо сдавливая и путая мысли.
Тем не менее, сейчас на Иване не было и её. Это смущало, как и подозрение, что это не укрылось от взгляда Маркоса. Но то первоначальное ощущение правильности происходящего всё сглаживало. Как будто не их друзья сейчас находились в смертельной опасности в странном лабиринте, пока они тут беззаботно беседовали.
- Мы квиты, - вспомнил Иван. – Ты спас меня, а я тебя.
- Как будто могло быть по-другому, - фыркнул Маркос и оглядел комнату, как будто поддержав фантазию Ивана о масках.
- Могло, - упрямо сказал Иван. – Там, на крыше. Одно секундное замешательство, приди ты…
- В оцепенение?
Маркос всегда был самым непонятливым идиотом на свете. Но, как оказалось, не все его шаги можно просчитать на сто ходов вперёд.
Фразу Иван не договорил, не было смысла. Вот так вот сидеть плечом к плечу и наслаждаться тишиной, стараясь не думать о том, что происходит там, в подземных ходах – в этом смысл был. Не хотелось это портить ни единым звуком
- Иван, а если…
- Давай не сейчас?
- Давай сейчас?
***
«Они спаслись, - в очередной раз повторил Иван себе. – Они сами смогли найти выход из лабиринта». Ни о каких «если бы» думать не хотелось. Особенно не хотелось думать о том, что было бы, если бы их с Маркосом нашли в кабинете чуть раньше.
***
Всё когда-нибудь заканчивается. Заканчивались даже мировые войны. А уж противостояние «Иван vs. Маркос» с самого начала ни к чему не вело. Ну или к тому, к чему оно всё-таки привело. Ни в каких шоу больше не было необходимости. Хотя, конечно, в том, чтобы носиться по школе, держась за руки, необходимости тоже не было. Между сторонами заключилось перемирие. Довольно приятное, надо сказать.
Иван не мог вспомнить, что его тогда занесло в подвал того кабинета, в котором всё закончилось (а потом ещё несколько раз заканчивалось). Поднявшись на тайный чердак, он почувствовал уже подзабытое, но такое до боли знакомое ощущение, когда мышцы перестают слушаться, а мозг – работать. Больно было даже моргать. Оцепенев до кончиков ногтей, он наблюдал за самозабвенным поцелуем Маркоса и Каролины. Побывав на месте обеих сторон, Иван прекрасно себе представлял, что чувствуют оба, и даже знал, кому отдаёт предпочтение.
Ничего не заканчивалось.
Глава вторая. Во всём виновата Паула.Глава вторая. Во всём виновата Паула.
В этот раз оцепенение действовало выборочно, поэтому мозг не работал гораздо дольше, чем тело. Озарение, что он уже давным-давно идёт по лесу, пришло поздно, имя же «Мануэла» пришло в голову только тогда, когда он доехал до знакомой школы. Лучше б не доезжал…
Секс желаемого удовлетворения не принёс (с недавних пор Иван вообще ощущал себя моральным импотентом), а уж последовавшие за ним новости тем более.
Естественно, никуда он Мануэлу брать не собирался, уж в этом-то он был настолько неискренен, что сам удивлялся, как ему можно было верить. А если уж быть совсем честным, то в глубине души он всё же хотел вернуться в «Лагуну», хоть никогда бы не признался об этом вслух. Причин много, но в них явно не входила та мистическая хренотень, что там творилась. Скорее, эта самая хренотень была причиной его психоза, когда вернуться всё же пришлось.
А, ну да. Каролина, Маркос, Маркос, Каролина. Вечный треугольник, никак не желающий превращаться в прямую.
Как же вовремя пришлись проблемы дорогого папули!
***
Иван придавал большое значение своей зоне комфорта. И оцепенение, происходящее тогда, когда он оттуда выходил, было не последней тому причиной. И даже не предпоследней.
С Каролиной было комфортно на публике, но некомфортно наедине. С Маркосом – наоборот. Простое уравнение, решение которого позволило бы разобраться с чёртовым треугольником. Геометрия плавно перешла в алгебру. Например, после возвращения в «Лагуну», моменты наедине с Маркосом можно было бы приравнять к нулю. Но что из этого можно назвать неизвестным? После всего произошедшего, Иван мог с полной уверенностью утверждать, что он сам и есть чёртов икс.
Но не всё было так грустно. Иван придумал что-то наподобие игры, которую можно было бы назвать «Насоли ближнему своему». По правде говоря, он играл в неё всю свою сознательную жизнь, но с годами игра эволюционировала, а к настоящему времени Иван добился в ней особой виртуозности.
Изначально целью были назначены Маркос и Каролина, да только вот у последней никак не получалось справиться со своей новой ролью. Точнее, получалось, но это было слишком просто. Не представляло ни малейшей сложности заново «влюбить» её в себя, а после изводить угрызениями совести. Так что, наигравшись, Иван снял её с роли «цели» и дал более подходящую роль «средства», и вот тогда уже играть стало гораздо интереснее.
С Маркосом, конечно, и до того было интересно. Слишком уж много у Ивана было на него компромата. Святоша, супергерой, вечно рвущийся кому-то на помощь, заботливый и вечно сюсюкающий с малявкой-сестрой старший брат – чем не идеальная жертва для шантажа? Особенно если человек, сочетающий в себе все эти качества, является таким параноиком, что даже задыхаясь от удовольствия, шепчет «только никому не говори». Паранойя – вообще забавная вещь. Самое большое удовольствие на свете – вертеть человеком, который скрывает общий с тобой секрет и до смерти боится его раскрытия. Как он там в последний раз сказал? «Чтобы всё не усложнять»? Молодец, чувак, вообще ни разу не усложнил, развлекаясь на чердаке с Каролиной. Наслаждайся результатом, святоша. Почему бы не воспользоваться твоим замешательством, когда в фехтовальном поединке ты услышишь знакомую просьбу двигаться быстрее? Или невинно предложить в столовой добавку мороженого и заставить смущаться под пристальным взглядом?
Ну а «случайное» задевание тех или иных частей тела (чаще «тех», чем «иных») и вовсе можно включить в распорядок дня. Не говоря уже о том, чтобы сделать невыносимой любую процедуру принятия душа.
А с новым «средством» стало совсем здорово. Теперь можно было наслаждаться неописуемым выражением лица Маркоса, с громким чмоканием демонстрируя Каролине свою великую любовь. Ну или продолжать изображать ревность.
Нет. Слово «изображать» здесь точно не подходит. Ревность была. Она не просто была, она своим присутствием разъедала мозг так, что Иван почти чувствовал это физически. Все эти сомнительные удовольствия от игр могли отвлечь его от других тяжёлых событий, могли даже заставить забыть о приступах оцепенения, но не могли заглушить ту постоянную невыносимую боль, что появилась у Ивана ещё тогда, когда он обнаружил себя в лесу, идущим неизвестно куда. И эта боль не желала проходить до сих пор. Иван слабел, защитные механизмы уже практически не срабатывали, а подколки и намёки превратились из развлечения в единственное спасение. Иван не мог себе позволить показывать свои слабые стороны. Маркос их показал, теперь расплачивается, так ему и надо. А Ивану приходилось расплачиваться за то, что он их не показал. Моральная импотенция.
***
- О чём задумался? Это место навевает воспоминания? Лучше выброси это из головы. – Иван не понимал, к кому обращался больше, к Маркосу или к самому себе. Чердак действительно навевал воспоминания. Маркос же стоял как вкопанный, Ивану даже хотелось шепнуть какую-нибудь глупость, мол оцепенение передаётся половым путём. Но тут же сообразил, что находится под пристальным вниманием не только Маркоса, но и всех остальных, ждущих так называемого «кодового слова». Ну что ж, раз ждут, значит получат.
- Каролина – моя девушка, не твоя. Смирись.
Пароль произнесён, отзыв можно было запросто прочитать у Каролины на лице, которая хоть и делала вид, что увлечена поисками, но ликование можно было увидеть даже в её склонённой над бумагами спине.
А на Маркоса можно было даже не смотреть. Иван и так прекрасно знал, что он умеет читать между строк.
***
А потом Маркос отошёл на второй план. Иван увлёкся. Его актёрская игра стала настолько плохой, что не впечатляла даже Каролину. Поцелуи не особо срабатывали, а сцены ревности поднадоели. Давить на её совесть тоже перестало получаться, так что нужны были поступки. Признания в любви, плач в жилетку, билет на двоих…
А ведь сработало! Более того, неприятная ситуация с украденными экзаменационными вопросами обернулась для него двумя приятными бонусами – новые угрызения совести Каролины и невозможность лететь с ней в дурацкое путешествие.
А легче всё равно не становилось. Зона комфорта перестала быть комфортной. Иван потерялся. Цепляться было не за кого. Школа вот-вот развалится от переполняющих её тайн, семья уже давным-давно развалилась, но каким-то образом продолжала разваливаться дальше, Каролина упражнялась на нём в глубокомысленных разговорах и долгих тяжёлых взглядах, а о Маркосе даже думать не хотелось без вытья на луну. Оставалась одна только Мария, глупая служанка, заливающаяся слезами от каждого его слова. Самому смешно.
***
«Дорогой Иван. Я сижу в тюрьме. Но не волнуйся, она очень хорошая. Полицейские здесь хорошие. Нам разрешают гулять. Я многое осмыслил. Не хочу, чтобы ты грустил. Хочу, чтобы ты всегда был счастлив. Я очень тебя люблю. Папа Ивана»
Читая каждое слово, Иван как будто слышал звук трескающегося камня внутри себя. Маленькая дурочка стояла рядом и, наверное, тоже надеялась услышать этот звук. У семейства Новоа, видимо, в крови умение давить на самые чувствительные точки, даже не понимая этого.
Паула хлопнула ресницами. И ещё раз. Хлоп-хлоп.
Иван признал своё поражение.
Сломался. В очередной раз. После того, как Маркос всего за пару дней сломал многолетний защитный барьер, Иван в панике пытался отстроить его заново, но одно событие за другим снова всё ломало и приходилось строить заново. Паула же совершила нечто большее – у Ивана просто-напросто пропало желание что-то отстраивать.
Ах эти слащавые наивно-позитивные мыслишки! Иван улыбнулся и показал Пауле средний палец. Маленькая балбеска просияла, даже не подозревая, что повернула его жизнь в другую сторону. Пока хотя бы Паула со своими крошечными мозгами мечтает, чтобы Иван был счастлив, он разобьётся в лепёшку, но сделает всё, чтобы её мечта исполнилась.
***
Эйфория длилась недолго. Вскоре стало понятно, жизнь не изменилась, а как будто началась с определённой точки. Компьютерная игра началась с места последнего сохранения. И хоть Паула волшебным образом заставила исчезнуть весь тот груз, что накопился за последнее время, проблем от этого меньше не стало. Но справляться с ними «налегке» было значительно проще.
Наверное, можно было бы даже сказать, что всё хорошо (если весь происходящий вокруг ужас можно считать за «хорошо»), пока Маркосу вдруг не пришло в голову снова мутить ту же воду.
- Чердак был единственным безопасным местом в школе. Кроме нас о нём не знал никто.
Опять? Игры? Намёки? Нет, спасибо, достаточно. Всё равно со стороны Ивана это выглядело гораздо эффектнее.
- И что?
А может и не игры. Маркос, кажется, сам испугался того, что ляпнул. Наболело? Накипело? Ай да Маркос!
- Кароль уничтожила доказательства, чтобы мы не передали их судье.
Кодовое слово пошло в дело. Сам напросился.
- Что за бред ты несёшь?
Поехали. Таких моментов было не так много («как хотелось бы» - добавил внутренний голос), но Иван прекрасно знал, что именно сейчас чувствует Маркос. Именно со стороны правого уха, именно та часть, где кожа реагирует на полушёпот и тёплое дыхание мурашками по спине. Ивана самого бросило в жар от одной мысли о том, каково тому сейчас. И ещё немного от знакомого запаха - Маркос пользуется всё тем же лосьоном для бритья, ну конечно, как всегда, стабильность и постоянство во всём.
- Ты просто смешон.
И Иван снова на вершине мира. Пафосная интонация, высокомерное выражение лица и эффектный уход. Как будто репетировал перед этим год. А Маркос и в самом деле был смешон.
Хорошо.
***
И снова Каролина сделала ход конём! Если бы это было по её воле, Иван бы ей даже искренне восхитился. И кто бы мог подумать, что целью Маркоса было действительно рассказать правду о Каролине, а не устроить гомо-шоу! Хотя, нет, последний вариант вряд ли бы пришёл в голову кому-то ещё.
«Чёрт возьми» - прошипел Иван и обнял плачущую Каролину. Сама того не подозревая, выиграла в этот раз она. Простите, мадам с экрана монитора, ваша дочь не хотела, чтобы вы оказались в больнице, но попробуйте посмотреть на это с положительной стороны, она таким образом вернула незадачливого бойфренда. Ну и что, что он заглядывается (и если бы только заглядывался) на другого бойфренда, вам-то это должно быть всё равно, вы-то без сознания. Ещё раз извините.
***
- Что у тебя внутри? Каменное сердце? Откройся хотя бы тем, с кем расстаёшься.
Прости, малыш Роке, но небезызвестное семейство не оставило от сердца Ивана камня на камне. Скоро все разъедутся по домам и будут жить своей счастливой жизнью. Ты будешь сидеть в своём безопасном благополучном доме и играть в компьютерную приставку, а может быть читать комиксы, пока те, с кем ты чистосердечно попрощаешься, будут убиты где-нибудь в тёмном подвале этой замечательной школы.
Иван силой швырнул свитер в чемодан, как будто он был в чём-то виноват.
А сам Иван что будет делать? Снова выстраивать вокруг себя имидж крутого, потрахивая иногда Каролину, а может быть, какую-нибудь Клементину или Бручолину, и иногда тайком забегая на одну ночь в какие-нибудь голубые подворотни, вспоминая школьные годы чудесные. А, ну ещё будет отваливать половину зарплаты на какого-нибудь психотерапевта, возможно, шарлатана, который будет выкатывать глаза и махать руками в тщетных попытках избавить его от приступов оцепенения, которые с каждым годом будут всё чаще, пока Иван окончательно не превратится в статую. Участь же Маркоса и Паулы остаётся той же, что в предыдущем варианте.
***
Минуты ожидания, пока наконец заполнится автобус, превращались в часы, а те, без малейшего перехода – в годы.
- Мне надо попрощаться с Маркосом! – пискнула Каролина.
Нет, Иван определённо бы выбрал Клементину или Бручолину…
***
- Маркоса не было у себя
- И что?
- Я везде его искала. Его нет нигде в школе.
- Его нет в школе, потому что он пошёл искать Паолу в волшебный камин Деда Мороза.
Простите, девушки со звучными именами, простите, парни из подворотен, но кажется, наши искатели приключений решили помереть в подвалах школы раньше положенного.
***
Слава богу, эта новогодняя сказка закончилась хорошо и не превратилась в ледяной хоррор. По правде говоря, Иван опасался, что появись Маркос с Паолой хотя бы на несколько минут позже, у него самого сдали бы нервы и он начал бы палить из ружья во всех подряд. Вместо этого он ласково погладил по голове Паулу, своё новоявленное спасение от всех бед. И, что уж там, дружески похлопал по плечу Маркоса. Сейчас меньше всего на свете хотелось играть во врагов. Возможно, не во всём, но в этом и правда была виновата Паула.
Глава третья. Два ада.Глава третья. Два ада.
У крови самый мерзкий запах на свете. И это был персональный ад для Ивана – он не мог избавиться от ощущения, что всё вокруг насквозь ей пропахло, даже у еды появился отчётливый привкус железа. А ещё было страшно смотреть на собственные руки, хватало и того, что он чувствовал на коже что-то липкое, быстро сохнущее, сворачивающееся между пальцами отвратительными комками и, несомненно, тёмно-красное, хотя этого он видеть не мог. Правда, он ничего бы не увидел, даже если бы всё-таки решился посмотреть на ладони, самые обыкновенные, чистые, тщательно вымытые несколько минут назад после очередного приступа такого же оцепенения. Как только приступ заканчивался, Иван снова шёл мыть руки.
За время каникул Иван так привык к оцепенению, что охотнее ждал его, чем возвращения в собственные мысли, которые теперь были похожи на сломанный кинопроектор, прокручивающий одну и ту же плёнку. Вне приступов Ивана мучил страх и воспоминания, а в замершем состоянии оставался только страх, и от этого было хоть чуть-чуть, но легче. А ещё через несколько бессонных ночей ко всему прибавились редкие пятиминутные погружения в сон, заканчивающиеся каждый раз одинаково – резким пробуждением от звука выстрела. И снова кинопроектор.
Большие испуганные глаза Марии. Пистолет и ружьё. Выстрел. Кровь. Много крови. Маркос.
И Иван снова идёт мыть руки.
***
Иногда телефон на вибрации подъезжает к краю стола, поймав очередное «как ты?» от Маркоса.
И тогда ленивый киномеханик просыпается и для разнообразия вставляет в проектор другую плёнку. На ней та самая рождественская сказка, обратный отсчёт тех светлых минут, когда казалось, что всё плохое позади, а на каникулах ждёт заслуженный отдых от набивших оскомину жутких тайн и загадок. Когда всё происходящее пугало, но Иван мог задвинуть страх на второй план и думать о чём-то другом. Когда возможность больше не играть с Маркосом во врагов волновала больше, чем так и не возвращённое на место ружьё.
От мыслей о ружье кинопроектор снова заклинивало, а с рук снова начинала капать воображаемая кровь. Как правило, после звука выстрела Иван мысленно жал на кнопку «стоп» и перематывал на начало. Потому что когда он этого не делал, приходилось смотреть ещё более невыносимое продолжение, от тоски по которому хотелось, забыв про оцепенение, кататься по полу и вопить во всё горло. Потому что одно дело – развлекаться на чердаке, будучи подогретым бурлящими гормонами и интригующими играми. И совсем другое – позорно уткнуться в своего так называемого «врага», пачкая его слезами и кровью убитого своими руками человека.
Убитого своими руками человека. Фраза впервые появилась в голове именно в таком виде.
Долгое оцепенение.
***
Наблюдая в окно за проносящимися мимо однообразными пейзажами и краем уха слушая привычную трескотню девчонок, Иван только сейчас сообразил, где находится и что происходит. Он не мог вспомнить, делал ли он на каникулах хоть что-то, кроме того, что часами сидел в одной позе. Даже не мог вспомнить, ел ли он хоть раз за это время.
Единственное, что имело сейчас значение - то, что эти минуты в автобусе вполне могут быть обратным отсчётом до чего-то ещё более ужасного, как в то злополучное Рождество. И что «Чёрная лагуна», уже виднеющаяся впереди за ветвями деревьев, точно не принесёт хороших новостей. А ещё что Мария с Маркосом, не сговариваясь, будут участвовать в соревновании на самое обеспокоенное лицо в школе.
Маркос в соревновании проиграл, чему Иван был несказанно рад. Обратный отсчёт приостановился.
***
Иван снова расклеился. А вместе с ним расклеились и все остальные.
Мария раздражала своим упрямством. Видимо, она была единственным человеком на свете, который был упрямее Ивана. А ещё она была единственным живым (какая ирония!) напоминанием того, что Иван не тронулся умом на каникулах, и его воображение не добавило ни одного лишнего кадра в заезженную киноплёнку.
Каролина раздражала своими вечными допросами и глупыми сценами ревности. Как будто не могла сделать этого раньше, когда Ивану ещё было до этого дело.
Маркос раздражал тем, что в любую свободную от чужого внимания минуту мучил Ивана тоннами нежности, и в такие минуты был похож на девушку даже больше, чем напористая, как танк, Каролина. Хотя, возможно, больше раздражало то, что таких свободных минут было не так много, как хотелось бы.
***
А ещё получился казус с этим отказом от воображаемой вражды в пользу страданий Ивана. Раньше Маркос мучился от паранойи, что кто-то узнает о них с Иваном, зато, как только у них появился ещё один общий секрет, Маркосу, казалось, стало интереснее скрывать его, а на первый забить. И теперь все вокруг как будто всё сразу поняли и водят их за нос: «А мы знаем, что вы знаете, что мы знаем, что вы знаете…» и так до бесконечности.
Что тут говорить, если даже Паула тайком спрашивала Ивана, не шовинисты ли они с Маркосом, раз друг друга любят больше, чем окружающих девочек. Возникшую неловкую паузу прервал сильно покрасневший (Иван был уверен, что больше от смеха, чем от стыда) Маркос, который с неестественно деловой миной пригласил Ивана на серьёзный разговор по этому поводу. До разговора дело дошло не сразу, однако итог казался идеальным - было решено начать писать сценарий к новому спектаклю о трагической любви молодой учительницы и старшеклассника. В программе: долгие взгляды, неуверенные попытки сближения, много-много глубокомысленных речей, изрядная доля актёрского мастерства, ну и, конечно же, поддержка лучшего друга, в чём и вся суть. Наверное, в другое время Иван бы только хмыкнул и покрутил пальцем у виска, но теперь его привлекала любая деятельность, которая могла бы обойтись без использования ружья.
***
Казалось, что будет легче, но легче не… Хотя, вообще-то, нет, очень даже становилось. Когда твой учитель – маньяк, а повар – шпион, мысль о том, что ты убил человека, уже не кажется такой дикой. По крайней мере, времени, чтобы над этим подумать, нет, а значит, еда снова пахнет едой, руки – мылом, а в мысленный кинотеатр наконец-то завезли партию новой плёнки. Всё потихоньку выравнивалось, и, хоть в распорядке дня Ивана по-прежнему присутствовал привычный бег по мрачным подвалам, неразбериха с семьёй и опасные игры с преступниками, прошлое всё же уходило в более далёкое прошлое, а будущее становилось настоящим.
Пока из тени не вышла Каролина.
***
24 декабря, вечер. Все в ожидании Ивана, нервы напряжены до предела. Каролина уже несколько раз порывалась бежать к нему на помощь, но её останавливали ребята, которые, вроде как, тоже нервничали, но понятия не имели, как переживает она. И вдруг – выстрел. Простая логическая цепочка, ведущая к ружью на плече Ивана, не заставила долго думать, поэтому опомнилась Каролина лишь тогда, когда они вместе с Викки и Роке вернулись к тому же месту, обежав круг по школе.
- Ребят, ждите меня здесь, я, кажется, знаю, где Иван.
Естественно, Каролина не знала, где Иван, но раз Маркос до сих пор не вернулся, ему наверняка нужна её помощь. Правда, это не объясняло того, почему она решила пойти одна, но над этим она решила подумать позже. Это был секундный порыв, как будто ей по старой привычке не хотелось делить Маркоса ни с кем, даже в этой ситуации.
- Каролина Леаль!
От неожиданно громкого голоса Гектора за спиной Каролина чуть не споткнулась на ровном месте. Сердце колотилось так, как будто следующий выстрел предназначался ей.
- Не говори мне, что ты тоже не слышала, как кто-то стрелял.
- Нет, а что, кто-то стрелял? Не слышала. Что значит «тоже»? – Каролина не была уверена, что сама поняла, что сказала, так она тараторила.
- Маркос вот тоже не слышал…
Гектор задумчиво прошёл по коридору, оставив Каролину в полном недоумении.
- Разденься и смой кровь.
Каролина снова вздрогнула. Она не была трусихой, но проклятая школа заставила её пугаться каждого звука. Голос шёл из мужского туалета и определённо принадлежал Маркосу.
- Кого ты убил?
- Какой-то мужик угрожал Марии пистолетом. Он бы её застрелил, клянусь! Я не хотел!
Каролина зажала рот рукой. Второй голос принадлежал Ивану.
- Кто он такой?
- Не знаю, чёрт, не знаю! Я пытался остановить кровь, но он уже умер! Он умер!
Каролине не хотелось слышать того, что она слышала, но при том не хотелось пропустить ни единого звука. Ноги подкосились, и она прислонилась к стене. Отсюда стало видно, что дверь в туалет приоткрыта, и последние надежды на то, что Каролина могла обознаться, разрушились.
- Спокойно, тихо…
- Он умер! Умер! Маркос… Никому не говори. Никому.
- Никому не скажу.
- Пожалуйста!
- Иван. Клянусь, я никому не скажу. Понял? Я тебя не выдам.
В порыве чувств Иван обнял Маркоса, так крепко, так чувственно, как можно обнимать только самого близкого друга, но никак не того человека, к которому ещё вчера готов был вцепиться в глотку из-за девушки. В другой ситуации Каролина бы за них даже порадовалась, но сейчас её трясло мелкой дрожью, ей невыносимо было видеть Ивана до такой степени сломленным и напуганным, а в реальность его слов она до сих пор поверить не могла.
- Теперь нужно избавиться от ружья, - наконец произнёс Маркос, разомкнув объятия. Иван стоял как вкопанный, уставившись в одну точку.
- Иван? Иван?! Иван! – если до этого Маркос ещё пытался сохранять видимость хоть какого-то спокойствия, сейчас он явно начал паниковать. – Только не сейчас! Иван, только не сейчас, пожалуйста!
Каролина могла назвать происходящее как угодно, но только не словом «нормально». На Ивана было страшно смотреть, он как будто впал в кому, а Маркос, перемазанный в крови, с совершенно безумными глазами уговаривал из неё выйти. Причём так, как будто делал это не в первый раз.
А потом поцеловал. Вот так вот просто взял и поцеловал. Подошёл и прижался к губам. И тоже как будто не в первый раз. Иван не отмер, только закрыл глаза.
Каролина сползла по стенке.
Иван смог двигаться через несколько минут. Про ружьё они с Маркосом забыли, да и вообще, кажется, обо всём забыли.
«Всё нормально, Ивана с Маркосом я нашла. Ружьё выстрелило случайно, никто не пострадал. Ложитесь спать, я останусь с Иваном». «Отправить: Викки».
Каролина машинально стёрла пальцем слезу, капнувшую на экран телефона, и отправила сообщение. В горле стоял такой ком, что она почти задыхалась, но не позволяла себе сделать ни одного всхлипа, чтобы не выдать себя. Уйти тоже не представлялось возможным, потому что не было сил даже встать на ноги. Единственное, что она смогла себя заставить - это отвернуться, да только это оказалось бесполезным, потому что хоть Иван с Маркосом и старались быть как можно тише, фантазия достраивала изображение к каждому шороху, вздоху, к каждому сдерживаемому стону. Когда всё закончилось, фантазия достроила изображение к долгому молчанию. К разговорам о том, что теперь делать дальше. К усиленному эхом шёпоту Маркоса и приглушённому шёпоту Ивана. А потом снова к молчанию.
Каролина просидела рядом с мужским туалетом всю ночь, вспоминая тысячи моментов, когда она могла догадаться, но не догадывалась. Когда Иван, издеваясь, почти прямым текстом ей намекал, а она ничего не понимала. Когда Маркос, не находя в себе наглости поступать так же, просто отмалчивался, как будто замыкался в себе.
Каролина смогла подняться на ноги и уйти оттуда лишь под утро, когда разговор снова зашёл о том, что нужно спрятать ружьё. Она вдруг поняла, что это не конец её собственного ада, а только начало, ведь теперь ей придётся вести себя как ни в чём не бывало, притворяясь той же наивной овечкой, какой Иван с Маркосом её всегда видели. Что с этим делать, она пока не знала, но впереди были целые каникулы, чтобы всё как следует обдумать.
***
Совесть Ивана – женщина своеобразная. И очень трудолюбивая. Стоило ей выжать из того убийства всё, что только можно, как она, не успев дать Ивану отдохнуть, вцепилась с новой силой. Разговоры с Каролиной, так веселившие его раньше и так раздражавшие позже, теперь стали для тётушки Совести новой работой. Каролина сникала на глазах, но по-прежнему интересовалась только самочувствием Ивана, а он был готов сквозь землю провалиться оттого, что приходится снова врать и отталкивать её от себя очередными хамскими репликами.
- Что с тобой, Иван?
- Ты мне скажи.
- Я?
Каролина бы сказала. Каролина бы ещё давно сказала. И ведь так часто был повод! Но не получалось, слишком слабая, слишком страшно, слишком больно. И где-то ещё таилась надежда услышать ужасные слова от Ивана, а не произнести их самой. Но любому терпению есть предел. Каролина сможет притворяться, что ничего не знает, но больше не сможет притворяться, что ничего не чувствует.
- Я так больше не могу. Мне надоело, Иван. Надоело чувствовать себя виноватой, когда ты так на меня смотришь.
- Как «так»?
- Вот так. Как ты смотришь на меня сейчас. Не знаю… Со злостью или с недоверием. Ты мне ничего не рассказываешь. Ты мне не доверяешь. Признай это.
«Признай это. Признайся в этом, Иван» - когда это Кароль вдруг обрела голос тётушки Совести? Иван понимал, что обе они правы. Сейчас или никогда.
- Ты права. Я должен был рассказать тебе, что происходит. Понимаешь…
Нет, не права. Каролина вдруг с кристальной ясностью поняла, что меньше всего на свете хочет, чтобы произошло то, к чему она подбивала Ивана всё это время. Не сейчас, а лучше вообще никогда.
- Не стоит, Иван. Не надо ничего говорить. Я не хочу это знать. Уже не хочу.
- Уже? Что значит «уже»?
У Ивана мурашки побежали по спине. Каролина знает, ей рассказали, это был Маркос, нет, Маркос не мог, наверное, она догадалась, она давно подозревала, а теперь догадалась, да, точно, догадалась, но откуда она может знать наверняка, неуж…
- Всё уже давно не так.
Не знает. Она ничего не знает.
- Верно. С того момента, как появился Маркос.
Каролина не могла поверить своим ушам. Этого имени в их разговоре она не ожидала услышать. Весь страх как рукой сняло. Она сможет ему признаться, максимально мягко, главное, не давать выход накопившимся за всё время эмоциям.
- Прости, Иван. Прости. Но я не могу обманывать себя. Не могу. И ты этого не заслуживаешь. Послушай…
Ничего она не знает. Ей просто захотелось кинуть Ивана. Ей надоело закатывать ему истерики и теперь она от него избавляется. В тот момент, когда он почти был готов ей во всём признаться, когда ей почти удалось развести его на жалость к себе… Злые слёзы выступили на глаза.
- Нет. Не прикасайся ко мне больше так. Никогда.
Каролина опешила. Всё это время речь шла только о расставании и ни о чём другом. Морально она была к этому готова, но сдерживаться больше не получалось. Её променяли давным-давно, а сегодня это сделали открыто.
- Не плачь. У тебя нет повода плакать. Ты ведь этого хочешь.
Иван только что лишился тыла и части нужной ему поддержки. И теперь этот бывший тыл совершенно бессовестным образом рыдал.
- Иван, то, что мы расстаёмся, не значит…
- Что? Что это значит?
- Я очень тебя люблю. Это никогда не изменится. По крайней мере, для меня.
Хоть это смогла произнести. Иван довольно быстро скрылся в темноте, и нетрудно было догадаться, в какую сторону он направился.
Дальше будет легче. Дальше будет легче.
***
Иван сидел рядом с Маркосом, как раньше, и они держали руки сцепленными. Прикрытием Маркоса была интрижка с Амелией, сказочная история о романтичной любви, а у Ивана, после разрыва с Каролиной, прикрытием служил лишь вонючий труп да служанка с бандитоподобным поваром. Безопасных мест в школе больше не осталось, даже чердак теперь ненадёжен, кстати, по вине того же Ивана. Ну и, как бонус, сбежавший с того же чердака препод-маньяк, ведущий на них охоту. А, ну да, и ещё заботливый папашка, чёрт бы его побрал.
Теперь любое прикосновение к Маркосу Иван ощущал как череду мелких оцепенений, проходивших сквозь каждый его палец электрическими разрядами.
Ничего не хотелось. Хотелось только проснуться и отмереть.
Глава четвёртая. Почему я?Глава четвёртая. Почему я?
Маркос, пыхтя от напряжения, старательно пробегает положенные ему круги вокруг школы, чтобы заработать от физрука хорошую оценку.
Маркос неумело заплетает Пауле косички, улыбается, словно, мать его, самый счастливый человек на свете.
Маркос с жаром цепляется за очередную разгадку тайны его родителей. Когда ж они уже наконец помрут… Хотя, нет, это перебор.
Маркос обнимает Ивана, а глаза панически бегают из стороны в сторону. Если никого поблизости не окажется, последует привычный поцелуй, а если окажется, то всё обойдётся «ободряющим» хлопком по плечу. До чего трогательная дружба!
Маркос всегда называет Ивана своим другом, даже наедине.
Маркос приходит к Ивану за сексом. Иван даёт Маркосу секс. Друзья безумно счастливы.
Прекрасно! Великолепно! Замечательно!
Иван смотрит на Маркоса, который, как всегда, спит с открытым ртом, хорошо хоть слюни не пускает. Иван сжимает в руках подушку и уговаривает себя не делать глупостей. Силы воли хватает только на то, чтобы столкнуть ублюдка с кровати и удалиться, слыша за спиной возмущённые вопли.
***
Мерзкая школа. Мерзкие загадки. Мерзкая Хулия со своими мерзкими призраками. Мерзкий, мерзкий, отвратительный, надоедливый, мерзкий, дотошный, унылый, мерзкий, скучный Маркос.
Иван понимающе кивает и на глазах у друзей обнимает Маркоса, ведь ему так нужна поддержка в трудную минуту. Боже, как мило!
***
- Что ты ищешь?
- Что-нибудь, чтобы проспать пять дней.
***
Сучка Хулия облизывает губы. Маркос радостно улыбается Ивану и что-то лопочет, вроде бы рад видеть. Ненормальная Хулия резко разворачивается, отчего на секунду приоткрывается вид на восхитительную задницу. Маркос дружелюбно интересуется здоровьем Ивана. Шлюшка Хулия показывает Ивану средний палец. Маркос… Маркос проигрывает.
Иван зажимает Хулии рот и затаскивает её в кабинку туалета.
Хулия делает Ивану хорошо. Хулия интереснее, чем Маркос. Хулию забавнее доводить до белого каления.
***
- Хулия Медина и Иван Ноирет, срочно в кабинет директора.
А вот в такие моменты Маркос делает Ивану хорошо своим неописуемым выражением лица. Ревнует. Пока только подозревает, а вот когда придёт полная уверенность, будет ещё лучше. О этот ревнивый собственник Маркос, у которого во взгляде читается весь текст «Отелло», но который на словах не скажет ничего больше, чем «рад за тебя, дружище». О этот наивный влюблённый Маркос, он всё ещё думает, будто бы Иван купился. Будто бы Иван поверил, что Амелия для Маркоса только прикрытие.
Ах, нет же. Иван просто трахается с Хулией и так нельзя, так не поступают, это стыдно и нехорошо. А у Маркоса к Амелии чувства. Светлая, чистая, как слеза Паулы, любовь.
Маркосу полезно поревновать.
***
- Маркос, я тебя ненавижу.
- Что? Из-за чего это?
- Да нет же. Ты не понял. Я. Тебя. Ненавижу.
- Это я и с первого раза понял. Что я сделал не так? Что опять на тебя нашло?
- О господи, ты можешь хоть раз не быть такой тряпкой…
- Да пошёл ты!
- Сам пошёл! Эй, ты куда пошёл? Опять ты ничего не понял!
***
- Хулия, я тебя ненавижу.
- Я тебя ещё больше ненавижу.
- Да, вот так, вот здесь…
***
Хулия очень удобная. Маркос в своём воображаемом мире теперь никогда ни в чём не обвинит Ивана, зато очень удобно выставлять Хулию величайшей злодейкой.
Ивану тоже удобно её обвинять – ну а почему она такая? Сама виновата, в следующий раз будет… Ну… Не такой. Иван же не виноват, что от Хулии у него снова цепенеет совсем недавно вылеченный Маркосом мозг, зато всё остальное работает на редкость активно.
А так называемый лучший друг хоть бы раз врезал пощёчину Ивану, который уже не знал, как выставить себя ещё большей свиньёй.
***
- Если бы ты доверял отцу, ты бы подписал документы на родительские права. Или нет? - Маркос уверен в своих словах и полон чувства собственного достоинства, ещё бы, ведь Каролина рядом так радостно подпевает.
Лучше бы это была пощёчина. Иван допустил огромную стратегическую ошибку. Повёлся. Поверил в бесконечно повторяющееся слово «друг», в хлопки по плечу, в тошнотворно трогательную заботливость. «Чувствовать врага» - когда-то это было слоганом любых взаимодействий с Маркосом, пока тот не поставил перед собой цель любыми средствами заглушить у Ивана это чувство. И вот, наконец-то! Долгожданная Вендетта! Свершилось! Растоптать Ивана на глазах у всех, используя самую сильную болевую точку - тончайшая ювелирная работа. Это стоило долгих месяцев притворства.
Сначала застыли мышцы лица, затем окаменело всё тело, а дальше Иван ничего не помнил, кроме застилающих глаза позорных слёз. Говорил ли он что-то? Думал ли о чём-то? Вокруг все умерли, хотелось лишь убраться из этого сборища живых трупов.
Разморозил Ивана голос Хулии. Она проявляла непривычную для себя, но такую привычную для кого-то другого заботу. Иван даже что-то отвечал, но не ей, а тому, другому.
- Ты это заслужил.
Хулия всегда была откровенной, во всех смыслах этого слова. Но это откровение как будто упало на Ивана с огромной высоты, набрав по пути несколько тонн веса.
Почему отец за столько лет так и не смог полюбить единственного сына, пусть и приёмного? Почему любые мало-мальски длительные отношения самого крутого парня в школе всегда неизменно приводили к краху? Почему его лучшие друзья каждый день подвергаются смертельной опасности, хотя давным-давно могли бы не совать носы не в свои дела? Почему Маркос… Нет, лучше не начинать.
Ответ очевиден.
***
- Всё хорошо, Иван? (Маркос снова Святоша, самое доброе и заботливое существо на свете, касается плеча Ивана и делает вид, что не заметил вздрагивания). Слушай, что у тебя с тем рабочим, с Тони? (Идеальный ход, теперь Иван может притвориться, что может поддержать новую тему для разговора)
- Ничего (А может и не поддержать)
- Почему лицо такое? (От огромной любви к тебе, о мой герой!)
- Хочешь, сделай мне подтяжку. (Давай, Маркос, наслаждайся привычными перепалками, небось соскучился)
- Извини, что я беспокоился (Нет, опять, только не касания!)
И так до бесконечности. Диалоги, подтексты, внутренние диалоги, междустрочные подтексты, диалоги в диалогах между междустрочными подтекстами, уровень на уровне, уровень на уровне… Зато со стороны как всё мило и просто – хороший мальчик заботится о плохом мальчике, а плохой мальчик такой плохой, что не хочет принимать никакую заботу. На деле же Маркос бросает Ивана то в жар, то в холод, то заставляя поверить в собственное раскаяние, то признавая его фальшивость (и откуда за такое короткое время набралось столько новых масок?), то заставляя Ивана чувствовать биение пульса в висках, то заставляя руки трястись.
Скорее бы всё закончилось.
***
- Знаешь, Паула, почему сказки всегда хорошо заканчиваются? Просто о том, что бывает потом, не рассказывают. Это отвратительно. И уж точно не для детей.
- Потому что они занимаются сексом и целуются?
- Нет, это хорошая часть. Потом тебя начинают обманывать, портить жизнь и бросают одного.
***
Вот, что бывает, когда беда сплачивает всех. Стоило отцу Ивана приоткрыть очередную грань своего внутреннего уродства, как все тут же обо всём забыли. Все любят Ивана. Снова друзья, одна большая прекрасная команда супергероев. Шутят. Поддерживают. Никогда не предадут.
Лицемерные ублюдки. Скорее бы всё закончилось.
***
Звон колоколов оповестил о том, что через двенадцать ударов наступит полночь. Окровавленный Иван лежит привязанный к стулу на грязном полу трейлера и отсчитывает секунды до своей смерти. Он ни с кем мысленно не прощается, а жизнь не пробегает перед глазами. В голове пустота и спокойствие. Теперь точно конец.
10… 11... 12.
@темы: Чтиво, Мужская дружба? Не, не слышала, Что-то ещё, Попытка творить, PG-13