Теперь спросите меня: в чём счастье на земле? В познании (с) К.С. Станиславский
08.12.2010 в 21:52
Пишет Банши без башни.:Автор: Тройм
Название: На память, с любовью от.
Бета-по-диалогам: [J]Дусхен[/J]
Пейринг: мориартимайндфак.
Жанр: малопонятное нечто. глюки, трэш.
О чем: глюки Джима Мориарти настолько суровы, что мало того, что кажутся ему самому реальными - они еще и умудряются звонить Шерлоку и читать детскими голосами.
Посвящение: Душню, с любовью -)) Спасибо тебе за все, чувак. И за этого парня в моей голове - тоже. С наступающим Новым Годом!
Автор очень волнуется.Джим ненавидит детей.
Он объясняет себе это тем, что они слишком миленькие, слишком глупенькие – все эти зажравшиеся детки своих не менее зажравшихся, скучных папочек.
На самом деле, это связано с парой выдержек из журнала школьного психолога, которая все равно ничерта не понимала; с тем, что Джим очень хорошо убедил себя в том, что не помнит затхлый вкус воды из болотца неподалеку от колледжа, куда его в конце осени, разбивая его головой тонкий предзимний ледок, толкали смеющиеся дурни; с тем, что именно подросткам доказать собственную злую, извращенную, красивую самовлюбленность сложнее, чем даже самому себе.
Сейчас Джим высмеет любого, кто предположит только, что он когда-то учился в колледже.
Скорее всего, этот смех будет последним, что несчастный услышит в конце своего умирания длиной в скучную пустую жизнь.
Джим отлично умеет блокировать участки своей памяти. Это – едва ли не единственное, в чем он действительно превосходит Шерлока.
Джим в своей голове никогда не был ребенком. И, наверное, именно поэтому он ненавидит детей.
Он чувствует себя обокраденным.
Он чувствует себя так, словно детства не должно быть ни у кого, раз уж у него – не было.
«О-о, какие умозаключения. Да я просто злой пират из Питера Пена, лети сюда, Питер, а не то я оборву крылышки твоей Динь-Динь!», - Мориарти бы плакал. От смеха.
У девочки, которая сидит сейчас перед ним, чудные голубые глаза. Светлые волосы аккуратными локонами спадают ей на плечи.
Перед внутренним взором Мориарти девочка ангельски улыбается разбитыми в кровь пухлыми губками, демонстрирует ряды жемчужно белых зубов.
На самом деле, девочка не делает ничего, на ее лице – никаких эмоций. Она просто смотрит. Внимательно смотрит. Слишком спокойно и сосредоточенно.
Джим думает о кровавых стрелках, оттенивших бы ее большие глаза, сделавших бы ее карикатурно похожей на взрослую – сколько ей лет? Восемь? Десять? Наверняка уже рисовала себе румяные щеки маминой помадой.
Джимми делает умильное выражение лица, проводит пальцами по фарфоровой щечке, трогательно выпятив нижнюю губу. Пальцы замечают едва различимую дрожь. И вот это, наконец-то, правильно.
-О, детка, не нужно бояться! – с преувеличенной жалостью говорит Джим. – Впрочем, страх – это вполне естественно…
-Я не боюсь, я замерзла.
-О. Надо же.
Джимми оглядывает девчонку. И впрямь, одета не по погоде – если учитывать затхлую сырость подвала под картинной галерей - уже скоро Шерлок будет думать над этой загадкой, Джим почти слышит грядущее щелканье шестеренок где-то наверху.
Форменная юбка, школьная жилетка, белые гольфы, острые коленки…
- -Может, чаю? В лучших английских традициях, моя дорогая. – Джим – сама любезность.
Девчонка кивает:
-Да. С печеньем, если можно.
И Джим просто встает, оставляя девчонку – короткая юбка, острые коленки – сидеть на влажном холодном полу, и уходит, запирая дверь и борясь с желанием просто «забыть» о ней. Это же так легко – забывать.
Несмотря на эти мысли, через полтора часа он возвращается с коробкой самого лучшего печенья и с термосом.
У девчонки синеют губы, и кончики пальцев ледяные – Джим чувствует это, когда передает ей печенье.
-Прости, ты сама попросила печенье, пришлось повозиться с выбором, - он пожимает плечами, ничуть не чувствуя себя виноватым.
В конце концов, рано или поздно он ее взорвет.
Так какое кому будет дело до ее легкого обморожения?
-Спасибо, - говорит девочка. Не вежливо, не обиженно, без истерики в голосе – просто про-из-но-сит.
Джим смотрит на нее. Смотрит на ее маленькие ручки, которыми она обхватывает термос в попытке согреться. Смотрит на чересчур светлые – как и у него – брови. На концы волос, которые не секутся.
«Кажется, она все-таки не будет первой жертвой», - приходит ему на ум.
Потом он закручивается на несколько дней, и очень удивляется, обнаружив ее в своем номере.
-Детка. Детка-детка-детка, - задумчиво произносит он, медленно курсируя по комнате и занимая собой все пространство. «Детка» сидит в кресле, ручки чинно сложены на коленках. Форменная юбка измята, но гольфы по-прежнему белые, и Джим не знает, как это возможно, и какие сверхъестественные силы ходят у девчонки в прачках. – Я отчетливо помню, как закрывал подвал и ты, моя милая, совершенно точно оставалась по ту сторону двери. Но, тем не менее, сейчас ты тут, и я не чувствую себя добрым самаритянином, так что давай, скажи мне, юная леди, кто привел тебя в эту - брезгливо обвести рукой роскошный люкс, - каморку?
Джим действительно умеет забывать информацию, которая идет вразрез с привычным шаблоном его представлений о себе. Пожалуй, он бы мог пристрелить ее сейчас, вздумай она удивиться его памяти – он очень хорошо не_помнит, как приводил ее сюда, наливал ей пену в горячую ванну и как отдавал ее гольфы в стирку, - но…
-Вы меня сюда привели.
И это просто информация, не содержащая ни упрека, ни удивления. И эта сухая информативность ой как играет на руку этой девчушке.
Джим думает, приподняв бровь, пару секунд. А потом шутливо приподнимает руки, как будто сдаваясь.
-О, ну хорошо! – восклицает он театрально. – В самом деле, даже у гениев должны быть свои слабости. Ма-а-аленькие. Непозволительно юные.
Добавляет без перехода:
-Кофе?
И девочка кивает, но по ее кивку Джим не может прочесть, предпочла бы она чай и просто боится повторения истории с печеньем, или же действительно хочет пить кофе в три часа ночи. В любом случае, пить кофе, сваренный лично им, Джимом, в его номере посреди ночи – еще какая привилегия.
Они колесят по миру, готовясь к Большой Игре. Иногда Мориарти просит девчонку написать записку для Шерлока Холмса, и когда она пишет, Джим смотрит на ее почерк. Это почерк взрослой женщины, не имеющий ничего общего с корявыми детскими каракулями, аккуратный и немного романтичный – в пределах нормы.
На виске у нее топорщатся отрастающие волосы – Джим сначала отвел ее в лучшую парикмахерскую Парижа, а потом, тем же вечером, срезал садовыми ножницами блондинистую прядку – на удачу.
Сегодня Сочельник, и в честь этого в колонках тихо мурлыкают Muse, а они сидят на диване под приглушенным светом торшера и поедают шоколадные драже из большой вазы.
Вазе больше тысячи лет, и такое ее использование наверняка покоробило бы любого музейного работника – но Джиму нет дела до чувств каких-то музейных работников. Зато он с мстительной радостью следит за тем, как девчонка пачкает пальцы в шоколаде, закидывая в рот горсть подтаявших драже.
На Рождество люди дарят подарки и ожидают чудес. И хотя Джим не может с уверенностью отнести к людям ни себя, ни эту девчонку, сегодня ему хочется соблюсти традиции.
-Хочешь знать, зачем я все это устраиваю? – спрашивает он, обнимая ее за хрупкие плечи.
Она молчит и смотрит на него – на Рождество случаются чудеса – чуть улыбаясь.
Это совсем не риторический вопрос, но на него она могла бы ответить только «я и так знаю», а это – совсем не то, что Мориарти хочет услышать, поэтому он просто продолжает.
- Я слегка подвис на нашем дорогом Шерлоке. Он, видите ли, со всей своей – показать кавычки пальцами, – крутостью смеет оставаться в счастливом неведении относительно моего существования. Но мы с ним созданы друг для друга, пусть даже он об этом еще не знает. Видишь ли, если бы не я, ему было бы до безумия скучно в этом маленьком предсказуемом мирке. И, о, кого я обманываю, скучно было бы и мне, а так, мы можем помочь друг другу, если ты понимаешь, о чем я. Так что это вовсе не самоубийственное желание подставиться, это просто я так падок на красоту – ситуаций, людей и себя, ах, - Мориарти притворно вздыхает.
В ее глазах – наверное, впервые – читается ее собственное мнение. Кажется, она даже догадывается о тех причинах, которые Мориарти не_помнит давным-давно.
Но она просто кивает, и говорит: «Да», и льнет к нему, устраивая голову у него на плече и заглядывая своими сияющими глазами в его бездонные карие.
Она впервые за все это время лжет. И, черт, это лучший подарок на Рождество.
На елке приветливо мигают огоньки – прежний владелец этой квартиры сейчас нашел свой последний приют на дне мусорных контейнеров совсем в другой части города, и это лишает Мориарти возможности поблагодарить этого человека за созданный уют, за Мьюз и за драже.
Но он вполне может поблагодарить девчонку рядом с собой.
Он сползает вниз по дивану, дотягивается до ножа и делает тонкий надрез на тыльной стороне запястья, окунает ручку в выступившую кровь, и пишет «I love you, baby» на идеальной белизне гольфа.
-За неимением манжет, - ухмыляется он.
(Неизвестное количество времени спустя)
-Послушай, мне нужна твоя помощь кое в чем, - говорит Джим, склоняясь над ней. – это просто одна забавная игра, и для того, чтобы играть было интереснее, мне нужен.. обратный отсчет.
Девочка понимающе кивает, и, когда на динамике загорается зеленая лампочка и она начинает считать – интервал практически идеален, лучше и быть не может, - ее голос неуловимо меняется, интонации становятся немножко более инфантильными, так, словно она действительно в счастливом неведении. Так, словно бы она действительно ничего не понимает.
-Схожу, пожалуй, за печеньем, - говорит Джим и захлопывает дверцу машины.
Конечно же, на самом деле она все понимает.
Джим не вешал на нее взрывчатку – он слишком ее любит.
Но зато водитель даже не подозревает, какую мечту пиротехника он возит под капотом.
Он – нет. А вот она – вполне.
Машина заминирована.
Но дверца не заперта.
В конце концов, Мориарти живет так всю жизнь – в заминированной, но не запертой альтернативной реальности, созданной его гениальным мозгом.
И сейчас он впервые готов признать, что эта крошка ничуть не хуже.
URL записиНазвание: На память, с любовью от.
Бета-по-диалогам: [J]Дусхен[/J]
Пейринг: мориартимайндфак.
Жанр: малопонятное нечто. глюки, трэш.
О чем: глюки Джима Мориарти настолько суровы, что мало того, что кажутся ему самому реальными - они еще и умудряются звонить Шерлоку и читать детскими голосами.
Посвящение: Душню, с любовью -)) Спасибо тебе за все, чувак. И за этого парня в моей голове - тоже. С наступающим Новым Годом!
Автор очень волнуется.Джим ненавидит детей.
Он объясняет себе это тем, что они слишком миленькие, слишком глупенькие – все эти зажравшиеся детки своих не менее зажравшихся, скучных папочек.
На самом деле, это связано с парой выдержек из журнала школьного психолога, которая все равно ничерта не понимала; с тем, что Джим очень хорошо убедил себя в том, что не помнит затхлый вкус воды из болотца неподалеку от колледжа, куда его в конце осени, разбивая его головой тонкий предзимний ледок, толкали смеющиеся дурни; с тем, что именно подросткам доказать собственную злую, извращенную, красивую самовлюбленность сложнее, чем даже самому себе.
Сейчас Джим высмеет любого, кто предположит только, что он когда-то учился в колледже.
Скорее всего, этот смех будет последним, что несчастный услышит в конце своего умирания длиной в скучную пустую жизнь.
Джим отлично умеет блокировать участки своей памяти. Это – едва ли не единственное, в чем он действительно превосходит Шерлока.
Джим в своей голове никогда не был ребенком. И, наверное, именно поэтому он ненавидит детей.
Он чувствует себя обокраденным.
Он чувствует себя так, словно детства не должно быть ни у кого, раз уж у него – не было.
«О-о, какие умозаключения. Да я просто злой пират из Питера Пена, лети сюда, Питер, а не то я оборву крылышки твоей Динь-Динь!», - Мориарти бы плакал. От смеха.
У девочки, которая сидит сейчас перед ним, чудные голубые глаза. Светлые волосы аккуратными локонами спадают ей на плечи.
Перед внутренним взором Мориарти девочка ангельски улыбается разбитыми в кровь пухлыми губками, демонстрирует ряды жемчужно белых зубов.
На самом деле, девочка не делает ничего, на ее лице – никаких эмоций. Она просто смотрит. Внимательно смотрит. Слишком спокойно и сосредоточенно.
Джим думает о кровавых стрелках, оттенивших бы ее большие глаза, сделавших бы ее карикатурно похожей на взрослую – сколько ей лет? Восемь? Десять? Наверняка уже рисовала себе румяные щеки маминой помадой.
Джимми делает умильное выражение лица, проводит пальцами по фарфоровой щечке, трогательно выпятив нижнюю губу. Пальцы замечают едва различимую дрожь. И вот это, наконец-то, правильно.
-О, детка, не нужно бояться! – с преувеличенной жалостью говорит Джим. – Впрочем, страх – это вполне естественно…
-Я не боюсь, я замерзла.
-О. Надо же.
Джимми оглядывает девчонку. И впрямь, одета не по погоде – если учитывать затхлую сырость подвала под картинной галерей - уже скоро Шерлок будет думать над этой загадкой, Джим почти слышит грядущее щелканье шестеренок где-то наверху.
Форменная юбка, школьная жилетка, белые гольфы, острые коленки…
- -Может, чаю? В лучших английских традициях, моя дорогая. – Джим – сама любезность.
Девчонка кивает:
-Да. С печеньем, если можно.
И Джим просто встает, оставляя девчонку – короткая юбка, острые коленки – сидеть на влажном холодном полу, и уходит, запирая дверь и борясь с желанием просто «забыть» о ней. Это же так легко – забывать.
Несмотря на эти мысли, через полтора часа он возвращается с коробкой самого лучшего печенья и с термосом.
У девчонки синеют губы, и кончики пальцев ледяные – Джим чувствует это, когда передает ей печенье.
-Прости, ты сама попросила печенье, пришлось повозиться с выбором, - он пожимает плечами, ничуть не чувствуя себя виноватым.
В конце концов, рано или поздно он ее взорвет.
Так какое кому будет дело до ее легкого обморожения?
-Спасибо, - говорит девочка. Не вежливо, не обиженно, без истерики в голосе – просто про-из-но-сит.
Джим смотрит на нее. Смотрит на ее маленькие ручки, которыми она обхватывает термос в попытке согреться. Смотрит на чересчур светлые – как и у него – брови. На концы волос, которые не секутся.
«Кажется, она все-таки не будет первой жертвой», - приходит ему на ум.
Потом он закручивается на несколько дней, и очень удивляется, обнаружив ее в своем номере.
-Детка. Детка-детка-детка, - задумчиво произносит он, медленно курсируя по комнате и занимая собой все пространство. «Детка» сидит в кресле, ручки чинно сложены на коленках. Форменная юбка измята, но гольфы по-прежнему белые, и Джим не знает, как это возможно, и какие сверхъестественные силы ходят у девчонки в прачках. – Я отчетливо помню, как закрывал подвал и ты, моя милая, совершенно точно оставалась по ту сторону двери. Но, тем не менее, сейчас ты тут, и я не чувствую себя добрым самаритянином, так что давай, скажи мне, юная леди, кто привел тебя в эту - брезгливо обвести рукой роскошный люкс, - каморку?
Джим действительно умеет забывать информацию, которая идет вразрез с привычным шаблоном его представлений о себе. Пожалуй, он бы мог пристрелить ее сейчас, вздумай она удивиться его памяти – он очень хорошо не_помнит, как приводил ее сюда, наливал ей пену в горячую ванну и как отдавал ее гольфы в стирку, - но…
-Вы меня сюда привели.
И это просто информация, не содержащая ни упрека, ни удивления. И эта сухая информативность ой как играет на руку этой девчушке.
Джим думает, приподняв бровь, пару секунд. А потом шутливо приподнимает руки, как будто сдаваясь.
-О, ну хорошо! – восклицает он театрально. – В самом деле, даже у гениев должны быть свои слабости. Ма-а-аленькие. Непозволительно юные.
Добавляет без перехода:
-Кофе?
И девочка кивает, но по ее кивку Джим не может прочесть, предпочла бы она чай и просто боится повторения истории с печеньем, или же действительно хочет пить кофе в три часа ночи. В любом случае, пить кофе, сваренный лично им, Джимом, в его номере посреди ночи – еще какая привилегия.
Они колесят по миру, готовясь к Большой Игре. Иногда Мориарти просит девчонку написать записку для Шерлока Холмса, и когда она пишет, Джим смотрит на ее почерк. Это почерк взрослой женщины, не имеющий ничего общего с корявыми детскими каракулями, аккуратный и немного романтичный – в пределах нормы.
На виске у нее топорщатся отрастающие волосы – Джим сначала отвел ее в лучшую парикмахерскую Парижа, а потом, тем же вечером, срезал садовыми ножницами блондинистую прядку – на удачу.
Сегодня Сочельник, и в честь этого в колонках тихо мурлыкают Muse, а они сидят на диване под приглушенным светом торшера и поедают шоколадные драже из большой вазы.
Вазе больше тысячи лет, и такое ее использование наверняка покоробило бы любого музейного работника – но Джиму нет дела до чувств каких-то музейных работников. Зато он с мстительной радостью следит за тем, как девчонка пачкает пальцы в шоколаде, закидывая в рот горсть подтаявших драже.
На Рождество люди дарят подарки и ожидают чудес. И хотя Джим не может с уверенностью отнести к людям ни себя, ни эту девчонку, сегодня ему хочется соблюсти традиции.
-Хочешь знать, зачем я все это устраиваю? – спрашивает он, обнимая ее за хрупкие плечи.
Она молчит и смотрит на него – на Рождество случаются чудеса – чуть улыбаясь.
Это совсем не риторический вопрос, но на него она могла бы ответить только «я и так знаю», а это – совсем не то, что Мориарти хочет услышать, поэтому он просто продолжает.
- Я слегка подвис на нашем дорогом Шерлоке. Он, видите ли, со всей своей – показать кавычки пальцами, – крутостью смеет оставаться в счастливом неведении относительно моего существования. Но мы с ним созданы друг для друга, пусть даже он об этом еще не знает. Видишь ли, если бы не я, ему было бы до безумия скучно в этом маленьком предсказуемом мирке. И, о, кого я обманываю, скучно было бы и мне, а так, мы можем помочь друг другу, если ты понимаешь, о чем я. Так что это вовсе не самоубийственное желание подставиться, это просто я так падок на красоту – ситуаций, людей и себя, ах, - Мориарти притворно вздыхает.
В ее глазах – наверное, впервые – читается ее собственное мнение. Кажется, она даже догадывается о тех причинах, которые Мориарти не_помнит давным-давно.
Но она просто кивает, и говорит: «Да», и льнет к нему, устраивая голову у него на плече и заглядывая своими сияющими глазами в его бездонные карие.
Она впервые за все это время лжет. И, черт, это лучший подарок на Рождество.
На елке приветливо мигают огоньки – прежний владелец этой квартиры сейчас нашел свой последний приют на дне мусорных контейнеров совсем в другой части города, и это лишает Мориарти возможности поблагодарить этого человека за созданный уют, за Мьюз и за драже.
Но он вполне может поблагодарить девчонку рядом с собой.
Он сползает вниз по дивану, дотягивается до ножа и делает тонкий надрез на тыльной стороне запястья, окунает ручку в выступившую кровь, и пишет «I love you, baby» на идеальной белизне гольфа.
-За неимением манжет, - ухмыляется он.
(Неизвестное количество времени спустя)
-Послушай, мне нужна твоя помощь кое в чем, - говорит Джим, склоняясь над ней. – это просто одна забавная игра, и для того, чтобы играть было интереснее, мне нужен.. обратный отсчет.
Девочка понимающе кивает, и, когда на динамике загорается зеленая лампочка и она начинает считать – интервал практически идеален, лучше и быть не может, - ее голос неуловимо меняется, интонации становятся немножко более инфантильными, так, словно она действительно в счастливом неведении. Так, словно бы она действительно ничего не понимает.
-Схожу, пожалуй, за печеньем, - говорит Джим и захлопывает дверцу машины.
Конечно же, на самом деле она все понимает.
Джим не вешал на нее взрывчатку – он слишком ее любит.
Но зато водитель даже не подозревает, какую мечту пиротехника он возит под капотом.
Он – нет. А вот она – вполне.
Машина заминирована.
Но дверца не заперта.
В конце концов, Мориарти живет так всю жизнь – в заминированной, но не запертой альтернативной реальности, созданной его гениальным мозгом.
И сейчас он впервые готов признать, что эта крошка ничуть не хуже.